Была глубокая ночь. Никаких звуков не доносилось ни со двора, ни с улицы. Федя раскрыл сонные глаза, сразу же вспомнил горький разговор с Тамарой Аркадьевной, вздохнул и отвернулся к стенке. Скорее заснуть и снова вернуться в тайгу к Тойво и Кирюшке. Вдруг он услышал голос Тамары Аркадьевны. С кем это она могла говорить ночью? Жалуется на него. Рассказывает про Ермиловнин сарай…
— Потише, —глухо произнес голос отца.
Федя вскочил с постели в смятении: отец дома! Он хотел бежать к нему, но услышал жестокие слова:
— Он стал вором.
Федя остановился и долго стоял в темноте босиком, в майке и трусиках.
Он стал вором! Так сказала Тамара Аркадьевна. Но почему отец молчит? Почему он молчит? Разве он согласен с ней?
Отец молчит, а говорит Тамара Аркадьевна. В ее голосе слышны слезы. Она просит, умоляет отца отвезти Федора к бабушке. Хоть на время, пока она подумает, решит, как дальше его воспитывать. Мальчишка сбивается с пути, он не слушает ее, смотрит волчонком. Не знает она, как, с какой стороны к нему подойти. Отец в беспрерывных полетах. Пусть поживет Федя у бабушки; ее он любит, слушается.
«Папа сейчас скажет… Он сейчас скажет! «Больше всего на свете я люблю Рыжика!» — ждал Федя всем сердцем отцовской защиты.
Но отец молчал. У Феди потемнело в глазах. Он упал на постель, уткнулся лицом в подушку и горько заплакал.
Проснулся Федя раньше обычного. Но завтракать не стал и уроки не повторил. Он тихонько прокрался мимо дивана, на котором спал отец, осторожно закрыл за собой дверь и спустился с крыльца.
За ночь подморозило. Ясное небо обещало погожий день. Соблазнительно свисали с ворот и заборов длинные крепкие сосульки. Но если человеку горько, его не прельщают сосульки, какой бы величины они ни были. Он идет и думает свою невеселую думу.
Мелькнула впереди голубая пушистая шапочка, раздался веселый смех. Это выбежала из ворот Симочка и громко радуется морозному утру.
— Доброе утро, Федя–медведя! Спорим: прокачусь по луже и не упаду!
И она лихо мчится в маленьких новых валенках по ровному льду.
— Ага? Не упала! А я и на коньках могу!
Симочка подошла ближе.
— Ты чего?
— Ничего.
— Нет, не ничего! — хмурится Симочка.
Федя насупился, отвернулся, но она велела ему сейчас же все рассказать. И он покорно начал свою печальную повесть. Да откуда ни возьмись появился Лешка Кондратьев и закричал:
— Привет!
Лешка парень, конечно, хороший, но рассказывать при нем о событиях минувшей ночи почему‑то не хотелось, и Федя замолчал. Втроем они направились в школу. Там уже было шумно и весело.
— Ну, охотник, как дела? — приветливо спросила тетя Паша.