Последнее высказывание особенно развеселило Резкого, который ухохатывался уже со странными всхлипами. Как это было ни странно, но Нытик тоже посмеивался, порой пробиваясь на краткие фразы:
– В самом деле, петухи не для куриц драных… Здесь нужны истинные курицмэны! Да такие, чтобы и лун не боялись, и от внешнего вида самой «прэлестной» курицы не падали… хе-хе, в обморок!..
Но он же первым и прекратил бесцельные разговоры:
– Ну что, проснулись? Взбодрились дерьмометанием? Значит, приступаем к работе. У кого какие идеи по поводу того, что нам попалось и как с этим поступить?
После длинной паузы с непередаваемым пафосом заговорил Резкий:
– Может, мои слова войдут в историю, прославив меня на все тысячелетия, но я скажу: мы поймали то, что ещё никому не попадалось! А первый наш поступок – это присвоение моего имени этому чуду. Да-да, я жертвую своим именем ради науки!.. И не смотрите на меня так, друзья, давайте обойдёмся без оваций и без восхваления моей гениальности. Ведь это – моя работа. На моём месте так поступил бы каждый!
Но весь этот его спич остался без внимания. Вначале на него никто не отреагировал, а потом Она заговорила совсем об ином:
– Вы заметили высокий показатель индекса «граци два дробь четыре»?
– Ты хочешь сказать, что оно разумно? – не скрывал своего скепсиса Нытик. – Если бы такое случилось, то не только наш коллега прославился бы, но и мы. Причём больше него, потому у нас с тобой научные регалии выше.
– О-о! Да вы, коллега, от приписок наглых о своих регалиях скоро раздуетесь и лопнете, словно мыльный пузырь! Хе-хе… Но раз такое дело, давайте проведём тест Брайника…
Опять задумчивая пауза, после которой со своими суждениями влез Нытик:
– Опасно. Неизвестная нам субстанция может не выжить.
– Ерунда! Раз она до сих пор жива и сюда добралась, значит, и проведённый тест окажется для неё всего лишь новой гранью знакомства со Вселенной.
Его оппонент возразил тусклым голосом, словно заранее понимал бессмысленность дальнейшего спора. При этом напомнил о некой моральной этике любого истинного учёного. Но был в ответ высмеян женщиной, голос которой стал решающим в применении теста какого-то Брайника. Чувствовалось, что она среди троих – наибольший циник, готовый пустить на опыты и коллег, если потребуется для торжества науки. Дальше группа не то лаборантов, не то академиков перешла к деталям предстоящего эксперимента.
Что не понравилось внимательно прислушивающейся Александре, так это сама суть теста. Нечто пойманное в ловушку учёные собирались «…бить молнией с ментальной составляющей». А двуализатор догадывалась уже: «нечто» – это, наверное, и есть то, что составляет частичку её сознания в этом мире. Ну и знать заранее, что тебя могут прожаривать молниями и убить при этом, – врагу не пожелаешь.