— Похоже, так, — не сразу соглашается Тимка. — Ты сейчас будто бы домой иди, а я к Тургинке спущусь. Перебредем на первом перекате. Чтоб семеновцы не видели.
Татьяна Карповна за Тимкой зорко следит. Уж если Павлинка прибежала, значит, опять что-то придумали.
— Ты куда, Тимоша? — спрашивает она.
— На Шумный, рыбу ловить.
— Ой, не ходи, сынок. Не до рыбы сейчас. Снова к Копачу в руки попадешь.
— Что ты, маманя. Я теперь хитрый.
Смотрит Тимка на мать: жалко ее. Вот и думает Тимка, как ему поступить. Про золото сказать — совсем не пустит. Дескать, пропади оно пропадом. Только и делов.
— Ох, не ходи, Тимошенька, как бы лиха не было!
«Нет, не скажу, — решает Тимка. — Потом, когда батяня вернется».
— Не бойся, маманя, я скоро!..
С первого переката Межгорье почти не видно — за поворотом прячется. Лесок по обеим сторонам растет. Перебрел — и сразу в кусты.
До «Зарода» Тимка с Павлинкой бегут без передышки.
Сосна с обломанной верхушкой стоит по другую сторону от их заветной пещеры. Там такой бурелом — конца-краю не видно.
Тимка за лопатой в пещеру пошел. Павлинка тем временем к сосне продирается. Ничего особенного не видит она. Всюду мох, трава, камни, сучья, валежины. Ни солнца, ни неба. Один страх да сырость.
— Ну что, Павлинка? — спрашивает Тимка. — Есть что-нибудь?
— Ничего нет.
— Погоди, погоди! — Тимка вглядывается в темно-зеленую кору. — Затесов никаких... Теперь траву осмотрим. Над ямой трава должна быть другая.
— Почему?
— Потому что дерн. Его как аккуратно ни снимай, ни укладывай, все равно у травы корни порушишь.
— Знахарь ты! — дивится Павлинка.
Ползает Тимка на животе, каждый клочок земли проверяет. Смотрит: в одном месте трава вроде бы желтее, к самой сосне квадратом лепится.
— Давай лопату!
Правильно говорил Тимка, да не совсем. Если б дождик разок-другой прошел — и этот бы дерн зазеленел. А то месяц кряду дождей не было.
— Копай, копай! — не терпится Павлинке. — Может, пусто там?
Снимает Тимка пласты дерна — под ними земля седая, обыкновенная супесь. Легко копается, быстро.
— Дай мне, Тимка?
— Подожди, кажется, есть што-то. Твердое. Видишь, береста! И сверху, и с боков... Гляди, гляди: мешочки внизу!
Мешочки небольшие, пузатые, похожие на тот, что Тихон Лукич Кирьке передал. Прочные, холщовые, тесьмой перевязанные. Тесьма к мешочкам крепко-накрепко пришита.
— Сколько их, Тимка?
— Один, два, три... — считает Тимка. — Пять.
— Это ж сколько фунтов? — загорается Павлинка.
— Фунтов двадцать-тридцать. — Тимка осторожно кладет мешочки на траву. Павлинка берет один, развязывает, раскрывает... В нем тускло поблескивают золотые крупинки. Она запускает руку в золото — крупинки рассыпаются, искрятся, блестят заманчиво, словно подмигивают: «Бери, бери нас! На всю жизнь богатой будешь!»