— Милый дом, — заметил я вместо приветствия. — А я полагал, что вы и ночуете в управлении.
Я не покривил душой, делая комплимент: в тщательно, с любовью продуманной обстановке чувствовалась женская рука. В то же время я был уверен, что такой бардак, какой я видел перед собой на каминной полке, способен оставить за собой только холостяк, что заставляло задуматься…
— Обычно так и бывает, — признал Эйзенхарт, протягивая руки к огню. — Но сегодня мне взяли отгул. Выставили вон, несмотря на мои самые честные побуждения и желание пахать как крестьянин на сенокосе. Вот скажите, и где в этом справедливость?
— Ее нет, — коротко ответил я. — И я уверен, что во время сенокоса не пашут. Как вы себя чувствуете?
— Как мертвец в морге, — скривился Эйзенхарт и с отвращением посмотрел на мой саквояж. — Я уже говорил вам, что ненавижу иголки?
— Намекали.
Жалобы пациентов — не на самочувствие, что совершенно понятно, а на страшный вид инструментов, невкусные лекарства и прочее — были неотъемлемой частью работы врача. Со временем к ним привыкаешь и большей частью пропускаешь их мимо ушей. Так я и поступил, вместо этого обратив внимание на фотокарточку, лежавшую среди бумаг на столе.
— Кто это?
Запечатленный на снимке мужчина обладал весьма выдающимся и запоминающимся профилем. Высокие, словно вырезанные по кости скулы выдавали в нем слава, хищно изогнутый нос (я чуть не сказал клюв) намекал на южное происхождение. Темные глаза смотрели пристально, вглядываясь в самую суть. Он не был красив классической красотой, однако внешность выдавала в нем неординарную личность.
— Вы не знаете?
Я отрицательно покачал головой.
— Это Александр Грей, — Эйзенхарт произнес это так, словно мне это должно было о чем-то сказать. — Ну да, я забыл, сколько времени вы провели в колониях… Мистер Грей, — начал он свой рассказ, — является незаконнорожденным сыном леди Элизабет Грей, единственной дочери последнего графа Грея…
— Мне все еще ни о чем это не говорит, — прокомментировал я.
— Греи вели свой род от Цорнеров, правивших королевством Лемман до того, как империя захватила остров. По нашим, здешним меркам, несмотря на титул, граф был фигурой, стоявшей не ниже герцога Клива, — пояснил потомок завоевателей. — Что же до отца мистера Грея, то им стал Владислаус Второй.
— Король Ольтеная?
— Именно. Если вкратце, то почти тридцать лет назад Владислаус, тогда еще относительно юный принц, прибыл с визитом в Гетценбург, где познакомился с леди Грей, первой красавицей герцогства. Говорят, сам император подумывал тогда о предложении ей. Не знаю, так ли это, но она выбрала Владислауса, хотя того уже ждала болезненная жена на материке. Леди Грей согласилась стать его любовницей. Лишилась титула, но, говорят, с деньгами Ольтенаев, оно того стоило. А это, — Эйзенхарт постучал пальцем по снимку, — плод их связи.