Про рецепт даже спрашивать не стал — и так было понятно, что у его привычки избегать врачей были длинные ноги.
— Нет. Но, послушай, мне было двадцать, мой ментор умер, и на меня свалились все его дела, — попробовал он оправдаться, — я не знал, что делать. И, вообще, со стороны Роббе это несправедливо, я их даже не успел попробовать!
Я промолчал.
— Мне было двадцать, — повторил Виктор. — Я поступил глупо. Но если не в этом возрасте делать глупости, то когда?
Например, никогда. Но вместо этого я проворчал:
— Я бы предпочел услышать эту истории прежде чем делиться с тобой морфием, а не наоборот.
— Тогда бы ты послал меня. К врачу, я имею в виду.
Именно так я бы и поступил.
— Значит ли это, что помощи от тебя я больше не дождусь? — с деланым равнодушием поинтересовался Эйзенхарт.
— А она тебе все еще нужна?
Второй раз за утро мне удалось повергнуть его в недоумение.
— В смысле?
— Как ты себя чувствуешь? — повторил я вопрос.
Наблюдая за растерянным выражением его лица, я вздохнул. Я уже успел понять, что Эйзенхарт был из тех людей, у кого разум доминирует над вопросами материальными. Увлеченный очередным делом, он мог днями не есть, просто забывая о том, что человечеству свойственно принимать пищу, не спать, пока тело само не начнет валиться от усталости, и игнорировать неудобства до тех пор, пока состояние не станет совсем критичным. Но не заметить, как отступила сама смерть? Это уже была другая ступень таланта. Право, можно было не тратить морфий, достаточно было найти ему интересную головоломку.
Наконец он додумался осмотреть руку, приносившую в последнее время ему столько боли. С облегчением я отметил чистую белую кожу, лишенную каких-либо следов. Остальные симптомы, похоже, тоже отступали: его лицо потеряло лихорадочный румянец, он перестал кутаться в многочисленные свитера и шарфы. Слабость и боль больше не сковывали его движений. Словно напоминая, какой была цена за это чудесное исцеление, мое запястье снова заныло. Жаль, что укус Волка не пришелся выше, на потерявшую чувствительность ладонь.
— Что за?.. — наконец озвучил он свои мысли.
— Похоже, Маркус-Волк переменил свое решение.
— Угу, — недоверчиво отозвался Эйзенхарт, — как же.
Профессия, впрочем, не позволила ему долго находиться в замешательстве. Сложив имевшиеся факты, он быстро вычислил виновника произошедшего:
— Откуда ты знал?
— Знал что?
— Сегодня ты спросил, точно ли мне еще нужен морфий. Откуда ты знал?
— Я просто предположил, — пожал я плечами. — Ты не звонил утром, и выглядишь сегодня гораздо здоровее, чем в последние недели.