- Вам было известно, из какой семьи Кобозева? Может быть, вы никогда не слыхали, что старожилы до сих пор называют помещение на Покровской магазин Кобозева?
- Я хорошо помню старого Кобозева, деда Лили.
- Хорошо помните? Это интересно. - Шалыков то записал.
Лоренц сказал:
- Я родился в доме Чемадуровой и помню всех его жильцов. Не знал, что это интересно.
Шалыков посмотрел на Лоренца с недоумением. Следователь начинал сердиться.
- Часто вы встречались с Лилей Кобозевой?
- Часто. Особенно с тех пор, как мы поступили в университет. Вместе ходили на занятия.
- Чтобы попасть в университет, Кобозева два года проработала на фабрике по изготовлению кафельных печей. Вам это известно?
- Смутно. Мы об этом никогда не говорили. Хотя вы правы, я мог бы догадаться. Мы с Лилей ровесники, но она отстала от меня на целый курс. Сейчас я вспомнил, она мне как-то сказала, что в комсомол вступила на фабрике.
Шалыков опять что-то записал.
- Какое впечатление на вас произвела Кобозева?
- Она была активной комсомолкой. - Миша еще что-то вспомнил, обрадовался. - Упрекала меня однажды в том, что я не веду никакой общественной работы.
- Втягивала, значит? Задача студента - прилежно учиться, штурмовать твердыню знаний. А они баламутят, сбивают молодежь с пути. Очень ценю ваше показание.
Вот и сказал лишнее. А ведь Цыбульский учил отвечать коротко.
- С остальными вы познакомились у вашей соседки по дому Кобозевой, знаю. Дайте им характеристики.
- Я не умею. Это не моя область. Я будущий лингвист, а не писатель.
- Хорошо, помогу вам. - Шалыков стал снисходителен. Видимо, он искренно считал, что и писателем может быть, если понадобится. - Что вы скажете об Иване Калайде?
- Он коммунист с незапятнанной репутацией. Брат прославленного героя гражданской войны.
- Вам известно, что Ивана Калайду собирались исключить из партии за участие в троцкистской оппозиции?
- Слышу об этом в первый раз.
- Странно, Лоренц, более чем странно. О чем вас ни спросишь, обо всем вы слышите в первый раз. И вот что интересно. Вы, кажется, человек неглупый, студент последнего курса, а ни разу не подумали: как это брат комсомольца-героя и сам еще недавно секретарь губкома комсомола - теперь всего лишь библиотекарь? Должность низкооплачиваемая, бесперспективная, она для старушки, райского одувана, а не для коммуниста - участника гражданской войны.
Миша смутился. Он действительно никогда не задавал себе этого вопроса. Он, кажется, что-то слышал о прежнем видном положении Калайды, но вполуха. А работа библиотекаря казалась ему даже заманчивой. Шалыков на него посмотрел так, что Миша понял, что следователь заметил его смущение, но жалеет его, не хочет, так сказать, бить лежачего. И как бы желая перейти к другой, более легкой для Миши теме, спросил: