- Что вы знаете об Эммануиле Елисаветском? Кто его родители?
- Я их никогда не видел, никогда не был у него дома. Отец его переплетчик. Эмма рассказывал, что благодаря профессии отца приохотился к чтению. ("Что это я? Опять болтаю лишнее!") Слыхал, что живут они очень бедно.
- Что значит бедно? Вы, например, живете богато? В советской стране нет ни бедных, ни богатых, пора запомнить. Ваш отец - бухгалтер. Намного ли больше его зарплата, чем у переплетчика?
- У нас квартира лучше. А у них одна комната, говорят, очень плохая. Может быть, у них семья большая, детей много, а нас только трое.
- Может быть, может быть. А то, что Елисаветского называют по-украински Ледверадянським, то есть Еле-Советским, вы тоже впервые слышите от меня?
- Я слышал эту шутку раньше.
- Шутка? Почему по вашему поводу так не шутят?
- Из моей фамилии такого каламбура не получишь.
- Лоренц, вы можете довести человека до белого каления. - Шалыков стал кричать, его шепелявость исчезла, голос высоко и нервно зазвенел. - Не сдается ли вам, однако, что Елисаветского лучше бы назвать не е л е, а а н т и советским?
- Я никогда не слыхал от него антисоветских высказываний.
- Никогда?
- Никогда.
- Мне вас жаль, Лоренц. Вы еще молоды, еще только начинаете лгать, но у лжи, как гласит народная мудрость, короткие ноги, и вы знаете, куда эти ноги вас приведут?
Шалыков нажал кнопку звонка. Вошла девушка в военной форме, приземистая, почти без талии. От нее резко пахло женским потом и духами. Шалыков приказал:
- Тася, достань-ка свое зеркало, пусть он посмотрит на себя.
Девушка, не удивившись приказанию, вынула из верхнего кармана гимнастерки круглое зеркальце и поднесла его к лицу Миши.
- До сих пор краска с лица не сошла, - услышал Миша голос Шалыкова. Но это хорошо. Совесть не совсем потерял, стыд есть. А ты иди, Тася.
Миша и вправду почувствовал, что щеки его горят. Девушка вышла. Шалыков поднялся из-за стола и снова сел, но уже на той стороне, где сидел Миша.
- Я кое-что вам напомню. Разве даже Ивана Калайду и обеих подруг не возмутило мракобесие Елисаветского, его гимн боженьке Иегове, его кощунственное заявление о Карле Марксе?
Дрожь пошла у Миши по всему телу. Откуда Шалыков знает? Лиходзиевский? Но его не было в тот вечер, когда Эмма говорил о Боге, о нации. Может быть, Володя Варути рассказал Лиходзиевскому, а Лиходзиевский донес Шалыкову? Да, да, Володя ведь не любит Эмму, ревнует к нему Лилю.
- Я жду, Миша, - поторопил его Шалыков, поторопил ласково, назвал по имени. Он был убежден, что Миша уже сломлен.