Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин (Толкин) - страница 113

Когда же ушли Ниниэль с отрядом, обратился Брандир к оставшимся:

– Се! Не считаются со мною вовсе и пренебрегают моими советами! Так изберите же себе иного вождя: здесь и сейчас отрекаюсь я от власти и от своего народа. Пусть Турамбар именуется владыкой вашим, раз уже присвоил он все права мои. И пусть никто более не приходит ко мне ни за советом, ни за исцелением!

И Брандир сломал свой жезл. А про себя подумал:

«Ныне ничего больше у меня не осталось, кроме лишь любви к Ниниэли; потому куда пойдет она, ведомая мудростью или безумием, должно идти и мне. В этот темный час ничего нельзя предугадать; но, может статься, даже я смогу оградить ее от какого-либо зла, ежели окажусь поблизости».

Засим Брандир перепоясался коротким мечом, что прежде случалось нечасто, и взял клюку, и поспешил так быстро, как только мог, за ворота, и покинул Эффель, и захромал вдогонку за остальными вниз по долгой дороге к западной границе Бретиля.

Наконец, когда землю укрыла ночная мгла, Турамбар и его спутники пришли к ущелью Кабед-эн-Арас, и порадовались они гулкому грохоту воды: хотя шум этот наводил на мысль об опасности, поджидающей внизу, зато в нем тонули все прочие звуки. Тогда Дорлас отвел их чуть южнее, и спустились они вниз по расщелине к подножию утеса, но здесь охватил Дорласа страх, ибо реку загромождало немало каменных глыб и громадных валунов, и бушевал и ярился вокруг них поток, клыками перемалывая все на своем пути.

– Это – путь к верной смерти, – молвил Дорлас.

– Это – единственный путь, будь то к смерти либо к жизни, – возразил Турамбар. – От промедления переправа легче не станет. А потому – за мной!

И Турамбар пошел первым, и благодаря ловкости и доблести, а может быть, и волею судьбы, переправился благополучно и обернулся, и всмотрелся в непроглядную тьму, пытаясь разглядеть, кто идет следом. Рядом с ним обозначилась темная фигура.

– Дорлас? – спросил он.

– Нет, это я, – откликнулся Хунтор. – Дорлас, похоже, сплоховал на переправе. Ибо можно любить войну, и при этом страшиться многого другого. Он сидит и дрожит на берегу, сдается мне, и да поразит его стыд за речи его к моему родичу.

Турамбар и Хунтор отдохнули немного, но вскорости ночной холод пробрал их до костей, ведь оба они насквозь вымокли, – и они двинулись вдоль реки на север, к лежбищу Глаурунга. Там ущелье сужалось, и вокруг становилось все темнее; пробираясь вперед на ощупь, они различали высоко над головой слабый отблеск, словно от тлеющей головни, и слышали, как взрыкивает Глаурунг, забывшийся чутким сном. Тут принялись они карабкаться к самому краю обрыва, ибо в этом заключалась вся их надежда – подобраться к врагу снизу, там, где не прикрывает его броня. Но столь нестерпим сделался ныне смрад, что головы у них закружились, и оскальзывались они то и дело, и цеплялись за древесные стволы, и боролись с приступами тошноты, в бедственном своем положении позабыв все свои страхи, кроме одного только: сорваться и рухнуть вниз, прямо на клыки Тейглина.