Следующим пунктом их прогулки стал камбуз. Увы, ребят и здесь поджидала неудача. Любый был не в духе. Даже куска хлеба не предложил. Кок готовил обед для пассажиров из той самой каюты на корме — людей, которых никто не видел. По его словам, те двое привередничали, требуя изысканных блюд. На обед для всей команды уходило меньше времени, чем на этих двоих.
Бормоча ругательства, Любый поставил на поднос бутылку вина, два бокала, сунул все это в камбузный лифт и нажал кнопку. Вино поехало в кормовую каюту. Кок вернулся к плите, где шипела сковородка и от кастрюль поднимался пар. Из одной кастрюли вкусно пахло луком и маслом. Помешав содержимое деревянной ложкой, кок закрыл крышку.
— Лук спешки не любит, — сказал Любый. — Томишь его на медленном огне, он сладким становится, як молоко. И вообще, хочешь вкусно готовить — не торопись. Но нынче все спешат. Давай им быструю еду. Пихнули в микроволновку и радуются! Пузо набить и кожей со старого сапога можно.
Кок приоткрыл крышку сковороды. Внутри румянились шесть птичек, каждая не больше мальчишечьего кулака.
— Пища богов.
— Я таких маленьких кур еще не видел, — признался Алешка.
— Они ж не куры, дурень, — засмеялся Любый. — То перепелки.
— А почему нам перепелок не дают?
— Потому что не в той каюте плывешь.
Любый выложил дымящихся перепелок на блюдо, присыпал мелко нарезанной петрушкой и отошел, глядя на творение рук своих. Его раскрасневшееся лицо было густо усеяно капельками пота.
— Это они слопают и пальчики оближут, — улыбнулся он, ставя тарелку в камбузный лифт.
— Я тоже есть хочу, — сказал Яков.
— Так ты вечно голодный. Отрежь себе хлеба. Правда, он черствый совсем. Можешь поджарить в тостере.
Мальчишки принялись шарить по ящикам, разыскивая хлебный нож. Хлеб и впрямь оказался сухим и черствым. Удерживая буханку культей левой руки, Яков отрезал два ломтя и понес к тостеру.
— Вы что наделали у меня на полу? — взъелся кок. — Ну накрошили! Живо соберите.
— Алешка, собери, — попросил Яков.
— С какого перепугу? Это ж не я накрошил.
— Я хлеб поджарю, а ты крошки соберешь.
— Ага, разбежался. Сам накрошил, сам и собирай.
— Можешь не собирать. Тогда я твой кусок выкину.
— Кончайте базар! — прикрикнул на них Любый. — Чтоб крошек на полу не было!
Алешка послушно заползал на коленках.
Яков тем временем погрузил первый ломоть хлеба в щель тостера. Из другой щели на пол вдруг выскочил серый комочек.
— Мышь! — завопил Алешка. — Это же мышь!
Комочек метался между Алешкиных ног. С одной стороны его гнал Яков, с другой — кок, запустивший в мышонка крышкой от кастрюли. Тот с отчаянным писком взобрался по Алешкиной ноге почти до колена, потом спрыгнул и, продолжая испуганно пищать, юркнул под шкаф.