Она закрыла книгу. Это был один из первых сборников Рут.
– Не только о смерти, – возразил Питер, подбрасывая в огонь березовое полено. Полено зашипело, а Питер отправился на кухню, где разогревалась еда к обеду. – Она очень тонкая поэтесса. У Рут есть много такого, чего мы просто не замечаем.
– «Ты всего лишь мотылек, и у тебя нет жала», – повторила Клара.
Была ли Си-Си всего лишь мотыльком? Нет. У Си-Си де Пуатье было жало. Тот, кто приближался к этой женщине, сразу чувствовал это. Клара сомневалась, что согласна с Питером в его оценке Рут. Всю свою горечь Рут вкладывала в стихи. Она ничего не держала в себе, а Клара знала, что та ненависть, которая ведет к убийству, должна вызревать долгие годы и часто она спрятана под слоем фальшивых улыбок и рассудительных слов.
Зазвонил телефон, и Питер, обменявшись со звонившим несколькими короткими словами, повесил трубку.
– Допивай, – сказал он от дверей. – Звонила Мирна – приглашает нас выпить в бистро.
– Я должна поспешить с этим стаканчиком, чтобы тут же приступить к другому?
– Как в старые времена, правда?
Арман Гамаш стоял перед старым домом Хадли. Дверь закрылась, и он почувствовал, что может выдохнуть. И еще он чувствовал себя глуповато. Он прошел по этому старому мрачному нагромождению комнат вместе с Лионом, и ничто из увиденного не вызвало у него ни малейшего сочувствия, но и монстры здесь больше не скрывались. Дом был усталый, печальный, и ему не хватало смеха. В этом смысле дом напоминал своих обителей.
Перед тем как уйти, он зашел в гостиную, где все так же сидела Кри в своем платье без рукавов и в шлепанцах. Он накинул на плечи Кри одеяло и сел напротив нее; несколько мгновений он смотрел на ее бесстрастное лицо, потом закрыл глаза.
Он хотел дать ей понять, что все будет хорошо. Со временем. Жизнь не всегда будет такой мучительной. Мир не всегда будет таким жестоким. Не спеши, девочка. Дай им еще один шанс. Вернись.
Он повторил это несколько раз, затем открыл глаза и увидел, что Лемье смотрит на него от дверей.
И вот теперь, выйдя на мороз, Гамаш повел плечами, глубже залезая в тепло куртки, и по тропинке двинулся к машине. Начался снегопад, и полетели снежинки, пушистые, легкие и приятные. Неожиданно ему в голову, словно снежинка, залетели слова, сказанные Габри некоторые время назад: «Чудовище мертво, и деревня празднует». Намек на историю Франкенштейна. Но в той истории жители деревни не просто праздновали смерть чудовища – они сами и убили его[49].
Возможно ли, что жители этого сонного, приятного, тихого места объединились и убили Си-Си де Пуатье?