Кого он искал? Уж точно не Регнара, поскольку скользнул по нему взглядом, не задерживаясь, и, кажется, даже не понял, что видел последний раз друга.
– Почтенные горожане Аркайла, мещане и высокородные праны, ваша светлость, герцог Айден, ваше святейшество и все, кто меня слышит! – Голос альт Грегора никогда не отличался силой и особой красотой – хрипловатый и, по отзывам многих, излишне высокий. Но Ланс немало командовал наемниками, участвовал в десятках сражений и легко перекрывал шум схватки, даже не прибегая к крику. Справился он и с простором площади. Тем более едва менестрель открыл рот, как все смолкли. – Перед лицом герцога нашего и архиепископа нашего я признаюсь в убийстве его светлости Гворра Аркайлского. Все знают, полтора года назад мы крепко повздорили. Когда я повстречал его светлость в трактире, старые обиды взыграли с новой силой. Я был пьян. Его светлость тоже хлебнул вина. Мы повздорили, и я убил его. Но я не опорочил дворянскую честь. Это был поединок. К несчастью, без свидетелей и секундантов. Понимаю, что прощения мне не суждено. Поэтому прошу лишь об одном – позвольте мне умереть как дворянину.
Собравшиеся на площади аркайлцы хранили удивленное молчание. Такого признания вот уже много лет не слышали ни от одного осужденного. Коэл, задрав голову, удивленно глянул на друга. Слова менестреля и для него стали неожиданностью.
Прана Леаха победоносно оглядела стоявших на крыльце собора пранов из Великих Домов и снова махнула платочком.
– Учитывая чистосердечное раскаяние осужденного, – как по писаному понес глашатай, – признание своей вины, а также благодаря мягкосердечию его светлости герцога Айдена из Дома Черного Единорога повешение Ланса альт Грегора из Дома Багряной Розы заменяется на усекновение головы палаческим топором при стечении народа в назидание будущим поколениям честных аркайлцев.
К тому времени Ланс уже справился с застежками колета и стоял в одной рубашке, слегка ежась от холода. Весна весной, но в тени еще лежал снег, а корабли из гавани пока не рисковали отдавать швартовые, опасаясь столкновения с льдинами в открытом море. Менестрель терпеливо ждал, вдыхая полной грудью свежий воздух. После затхлой вони подземелья он казался божественно ароматным и кристально чистым.
Под конец глашатай приберег ритуальные вопросы, которые всегда завершали приговор, но раньше – по крайней мере на памяти Регнара – всегда зачитывались скороговоркой.
– Не согласится ли правитель Аркайла, благородный герцог Айден, помиловать преступника?
Его светлость ковырялся в носу, пока мать не толкнула его локтем под ребро, а потом испуганно завертел головой. С большой натяжкой его движение можно было воспринять как отказ.