...Вот клубная сауна, где после окончания семинара слегка разомлевший маэстро разбирает ошибки своих русских учеников. - Се-е-рджио, - чуть картавя тянет он на родном итальянском, радуясь как ребенок, что в этих снегах есть хоть один человек, с кем можно поговорить без этого отвратительного английского. - У вас отличная техника. У вас превосходные, да что там - фантастические физические данные! Скорость, глазомер, реакция - для человека за пятьдесят просто невероятные. Но вы слишком сильны, - итальянец сокрушенно качает головой. - Ваша сила губит в вас фехтовальщика. Вы слишком хотите навязать противнику свою партию. И думаете, что ваша техника и ваша сила в этом помогут. С неопытным противником - да, помогут.
Несколько глотков столь полюбившегося учителю русского кваса, и он продолжает. - Но навязывая свою партию опытному мастеру, вы сами рассказываете ему о себе. О своих сильных и слабых сторонах. О своих привычках и тактических предпочтениях. О том, чего от вас ждать и как вас победить. - Маэстро шутливо качает пальцем перед носом уставшего Дрона и воздевает его горе. - Контроль клинка противника - в этих трех словах вся философия фехтования! Контролируйте вражеский клинок, и он сам расскажет вам, как победить его обладателя. Вы же...
Вот! В этот самый момент беззвучный черный взрыв сметает из глаз привычные очертания сауны, сметает продолжающего оживленно жестикулировать маэстро Манджаротти, сметает все привычные цвета, звуки и запахи. Лишь бесконечная чернота вокруг, испещренная точками бесчисленных звезд, и медленно проступающее "во весь экран" изображение. Изображение земного шара, пронизанного золотистыми червоточинами. А потом все гаснет...
Господин Дрон повернул голову вправо и встретил слегка очумевший взгляд господина Гольдберга, явно переживающего последние минуты, предшествующие попаданию в эту комнату. Да и поверьте, было от чего очуметь! Круглая "римская" аудитория родного факультета все еще стояла в глазах несчастного доцента, а звуки собственного, доходящего до последних рядов, голоса до сих пор звучали в его ушах.
- Увы! - вдохновенно вещал он с кафедры, не подозревая еще ни о чем таком, - сколь печальна была эта утрата для императора Анри и для всех жителей империи, французов и венецианцев, - лишиться из-за несчастного случая такого человека, одного из лучших сеньоров, одного из самых щедрых, одного из лучших рыцарей на свете! И произошло это несчастье в год от Рождества Господа нашего 1207-й.
Столбики пыли весело плясали в ярких лучах бьющего из-за портьер майского солнца. А хорошо поставленный голос доцента Гольдберга, гулко отражаясь от закругленных стен аудитории, уверенно выводил повествование на финишную прямую.