Сатанинский хохот оборвался, будто в глотку ей вставили пробку или кляп. Хозяйка злобно уставилась на дерзкого подростка – ее глаза налились кровью, губы стали пунцово-красными, а волосы поднялись дыбом, как если бы на голове ее копошился целый клубок змей. Гагик похолодел.
«Я вижу, от тебя просто так не отделаться», - прошипела она сквозь стиснутые зубы.
«Не надо, Гагик. Замолчи! – взмолилась Нана. – Мы ничего уже не можем изменить.»
«Никогда! – вскричал он. – Я не отдам им тебя! Пусть лучше я... – И, глядя на чудовищно преобразившуюся Хозяйку, превозмогая страх, пролепетал: - Возьмите меня. Только не трогайте Нану. Умоляю вас. Посмотрите, какая она красивая. Пожалейте ее.» - Лаборатория странным образом поплыла перед глазами Гагика. Он не сразу понял, что это слезы мешают ему смотреть.
Все три женщины расхохотались ему в лицо.
«Как!? И вы с ними заодно!? – опешил Гагик, в ужасе глядя на мать Шестого. – Вы предали нас?»
«Глупец, - презрительно проронила та. – Я так легко не меняю Хозяев.»
«Вы подлая. Подлая! – вскричал Гагик. – Вы предали не только нас, но и своего родного сына!»
«А нет у меня никакого сына». - Женщина принялась натягивать черные резиновые перчатки, неспеша расправляя их на каждом пальце.
То же самое делала и ее напарница. С невозмутимым видом они готовились к адской процедуре. Оглядев Нану, Хозяйка вдруг зловеще улыбнулась, обнажая свои страшные клыки:
«Мальчишка прав. Она и впрямь чертовски хороша. Может пощадим ее? Пока. И муж тогда ничего не заподозрит. Ты, парень, молодец! Неплохую подал идею. Так тому и быть. К аппарату его!»
Роботы ловко подхватили Гагика под мышки и усадили на донорское кресло. Обе операторши тотчас крепко прикрутили ремнями ему руки и ноги. И, дернув за края пижамы так, что посыпались пуговицы, обнажили ему грудь и живот. Огромными, широко распахнутыми от любопытства глазами Нана смотрела на Гагика, не произнося ни слова. Хозяйка, победоносно улыбаясь, заняла кресло клиента. В черных руках матери Шестого возник огромный черный щуп-присосок, почему-то похожий на тот, которым гагикин папа прочищал дома канализацию от засорения. Скованный ужасом, мальчик завороженно и тупо смотрел на него.
Операторша пришлепнула присосок точно на солнечное сплетение, и тот впился в тело, присосался, как сотня кровожадных пиявок, натягивая до боли кожу, выворачивая наружу внутренности. Заметались на приборах стрелки, бешено замигали лампочки. Что-то угрожающе гудело, отстукивало, отсчитывало. И все это тонуло в нарастающем звоне, от которого можно было сойти с ума. Потом вдруг разом все смолкло, стихло, улеглось. И одно только слово упало в затуманен-ное сознание Гагика, как нож гильотины: «Готово.»