. Другие полагают, что логика и образ «спасителя континента» не должны заслонять в военной политике Гитлера связи между расчетом и догмой, стратегией и идеологией, внешней политикой и расовой теорией
>3. Однако, такие утверждения едва ли помогут нам понять процесс выработки политики в конкретной ситуации и приведут к детерминизму в объяснении хода второй мировой войны. С другой стороны, практически невозможно отбросить идеологические мотивы и утверждать, что в основе внешней политики Гитлера целиком лежал прагматизм.
Большинство историков придерживаются удобной компромиссной точки зрения, которая позволяет им обойти спорный вопрос, утверждая, что «ради неумолимого следования поставленным перед собой целям (Гитлер) был вынужден соотносить свои методы с новыми обстоятельствами»>4. Другие, как например, Эберхард Екель, считают, что в рамках своего идеологического кредо Гитлер серьезно рассматривал альтернативу установления контроля над континентом. Однако, если отбросить попытки психоанализа, искаженного предвзятыми выводами, историкам не удалось убедительно доказать, что, начиная с сентября 1939 года, Гитлер последовательно шел по тропе войны ради достижения своих идеологических мечтаний — создания благоприятных условий для завоевания России.
Совершенно ясно, что война против Англии на Западе, распространившаяся на Юго-Восточную Европу и Средиземноморье, не соответствовала устремлениям Гитлера. Он не мог пренебрегать новыми задачами, навязанными Германии ходом событий, даже если это предусматривало резкий отход от грандиозного плана, начертанного в «Майн кампф». То обстоятельство, что крестовый поход против большевизма и уничтожение евреев революционизировали ход войны в 1941 году, само по себе еще не является доказательством твердой приверженности намеченному плану. Когда было принято окончательное решение начать операцию «Барбаросса», идейные убеждения вышли на первый план и завладели его мышлением, отвлекая от более рациональной стратегической линии, которой до сих пор он следовал, осуществляя военное руководство.
Трудность заключается в том, что и у Сталина, и у Гитлера бросается в глаза отсутствие конкретных доказательств связи между идейными устремлениями режима и его военными делами. При изучении внешней политики картина становится еще более запутанной из-за постоянных сравнений этих двух деятелей и преобладания тоталитарного мышления>5. Гитлер был авантюристом, склонным к откровенной экспансии, полностью пренебрегавшим проблемами международного права. В отличие от него Сталин, как мы уже видели, отбросил идеологические шоры и проявлял крайнюю осторожность и осмотрительность в политических начинаниях, которые способствовали укреплению безопасности и, как правило, носили оборонительный характер. Он проявлял традиционное уважение к методам внешней политики и, видимо, переоценивал возможности дипломатии