– Он не тот, за кого себя выдает. Ролан де Бове член секты убийц, широко распространенной на Востоке. Этот человек самозванец!
Взоры всех присутствующих обратились на благородного Боэмунда, и тому ничего другого не оставалось, как высказать свое мнение по сути обвинений, выдвинутых против его хорошего знакомого:
– Ролан де Бове был произведен в рыцари графом Раймундом Тулузским на моих глазах, в присутствии епископа Адемара де Пюи, который благословил благородного Ролана на подвиги во славу Христа. При этом присутствовало несколько тысяч рыцарей и сержантов, и если кто-то сомневается в моих словах, он может обратиться к другим свидетелям.
Человек, которого только что обвинили в страшном преступлении, как раз в этот момент приблизился к помосту, на котором восседали в креслах король Филипп, епископ Парижский, благородный Людовик и аббат Сен-Жерменский. Этим людям предстояло вынести решение по очень сложному и запутанному делу. И именно к ним обратился Ролан де Бове:
– Я не убивал Этьена де Гранье. В тот вечер и ту ночь я находился в Париже, и тому есть свидетели.
– Это правда, – кивнул Боэмунд.
– Они сговорились! – крикнул в бешенстве Рошфор.
Граф Антиохийский положил руку на рукоять меча, и никто не осудил его за это. Рошфор явно зарвался. Обвинять в лжесвидетельстве благородного шевалье на глазах короля и епископа, это тяжкое преступление. Впрочем, Боэмунд сумел обуздать свой гнев и ответил хулителю с большим достоинством:
– Мне не хотелось бросать тень на репутацию девушки, но поскольку речь идет о спасении человеческой жизни, я вынужден это сделать. Ролан де Бове провел эту ночь в постели Люсьены де Рошфор, и это могут подтвердить мои рыцари и сержанты.
Удар был силен. Рошфор побурел от обиды и гнева, Людовик, считавшийся до сих пор счастливым женихом прекрасной Люсьены, побледнел и прошептал ругательство, вполне простительное в создавшейся ситуации. Епископ Парижский, сидевший рядом с наследником престола, сделал вид, что не расслышал характеристики, данной рассерженным Людовиком своей невесте, зато он поспешил с вердиктом, дабы хоть как-то снизить накал страстей:
– Я думаю, что обвинение в убийстве Гранье с благородного Ролана придется снять.
– Согласен, – процедил сквозь зубы Филипп и бросил на Боэмунда недобрый взгляд. В ответ граф Антиохийский недоуменно пожал плечами и вернулся на свое место.
Ситуация между тем вырисовывалась непростая. Этьен де Гранье не имел в Париже врагов. За почти десять лет его отсутствия все былые обиды, если они имелись, уже быльем поросли. Оставалось письмо, написанное перед смертью благородным Рене де Рошфором, где подробности убийства Гранье были расписаны столь яркими красками, что почти ни у кого не осталось сомнений в их истинности. Разумеется, шевалье из партии Рошфора с пеной у рта отстаивали невиновность благородных Гишара и Рене, сторонники Горланда и просто нейтральные лица скептически хмыкали. Практически никто не верил, что Ролан де Бове истребил всех обитателей замка Гранье. Ну не под силу это одному человеку, кем бы он там ни был. Оставался призрак, восставший из гроба, о котором твердил сумасшедший Тома.