– Благородный Изяслав наотрез отказался подчиниться патриарху Константинопольскому и принять назначенного им митрополита. Тем не менее, он заверил меня, что не собирается порывать отношения с Византией, а уж тем более выступать на стороне ее врагов. Думаю, этому заверению можно верить, ибо у великого князя Киевского слишком много внутренних проблем, чтобы он мог безоглядно кинуться в чужую авантюру.
При этих словах благородный Филипп очень выразительно скосил глаза на боярина Андрея, из чего Никифор заключил, что этот серьезный и молчаливый человек имеет к неприятностям Изяслава самое прямое отношение. К сожалению, протоспафарий проявил излишнюю, по мнению, эпарха деликатность и не стал обсуждать эту тему за пиршественным столом.
Утро началось для сиятельного Никофора с неприятности – его призвали в Влахернский дворец, новую резиденцию византийских императоров, выстроенную рядом с бухтой Золотой Рог и имеющую сразу три фасада, один из которых выходил на город, другой – на поле, а третий – на море. Любой имеющий мозги человек, взглянув на это расцвеченное мрамором великолепие, сразу бы догадался, куда ушли деньги, предназначенные на ремонт городских стен и башен. К сожалению, Кондостефан был слишком деликатен, чтобы напомнить молодому басилевсу о его собственных промахах, а потому эпарху сегодня предстояло выслушать массу упреков не только от божественного Мануила, но и от напыщенных членов синклита, которые конечно же не упустят возможности расклевать до крови ни в чем, в сущности, неповинного человека. Никифор всерьез опасался опалы, а то и изгнания, а потому постарался проскользнуть в украшенные причудливой мозаикой покои басилевса незамеченным, укрывшись за широкой спиной протоспафария Константина. К счастью, гнев божественного Мануила пал в первую очередь на голову отсутствующего Людовика Французского, приславшего императору наглое письмо. Севаст Иоанн, племянник басилевса, зачитал это послание дрожащим от искреннего негодования голосом, дабы все члены синклита могли оценить неподобающий тон французского короля. Людовик требовал ни много, ни мало, как впустить его армию в Константинополь и предоставить ей все необходимые условия для отдыха перед решающим броском на Восток.
– Просить нас о чем-то, это еще куда ни шло, но требовать место под постой – верх неприличия, – выразил общее мнение протовестиарий Иосиф Дука.
Увы, этот протест, это всеобщее возмущение не было услышано французским королем и его угроза, захватить столицу Византии силой отнюдь не стала менее весомой. Мануила, полыхающего праведным гневом, слегка успокоило заверение сиятельного Константина, что Людовик Французский так и не заключил договор с Рожером Сицилийским, а потому вряд ли эти два государя решаться выступить единым фронтом. Что же касается венгерского короля Гезы, то он послал в помощь французам несколько сотен своих рыцарей и арбалетчиков, но этим и ограничился. Широкая коалиция враждебных Византии сил, которой так опасались в Константинополе, так и не сложилась по многим причинном, а потому не стоит излишне драматизировать ситуацию. Надо сделать все возможное, чтобы убедить французского короля в том, что лучшего союзника, чем божественный Мануил ему на Востоке не найти, и что война с Византией может обернуться для крестоносцев катастрофой.