– Ты никогда не любил меня, старый хрыч, – сплюнул Владимир, вытаскивая нож. Старик замертво свалился на пол. Вытекающая из него кровь быстро смешалась с кровью убитой жены.
– Настеныш? – позвал Владимир. Шаркая ногами, он направился на второй этаж. – Где мой котенок? Где мой любимый котенок?
(не котенок. Бабочка)
– Ладно. Где моя бабочка?! – заорал Кузнецов, и на его виске яростно запульсировала синяя жилка. – Я все равно найду тебя, тварь!
– Она на втором этаже, – подсказал заяц, гнусно улыбаясь.
Владимир быстро нашел дочь. Она пряталась под кроватью.
(она у них главная)
Бабочка. Тварь в божьей личине.
– Вылезай оттуда, моя сладкая, – тяжело дыша, прохрипел он.
– Папа, не надо, – сказала Настя. Она с мольбой смотрела на обезумевшего отца. Глаза ее блестели от слез. – Зачем ты убил маму?
Скрюченная рука ухватилась за ее ногу и выволокла рыдающую девочку наружу.
– Папа!!!
Настя укусила за палец Владимира, и тот, матернувшись, ударил ее гвоздодером. Голова девочки колыхнулась, безвольно свесившись на грудь. Из дырки на лбу стала просачиваться кровь.
– Закончи все прямо сейчас.
Владимир обернулся. Заяц стоял в дверном проеме, буравя его своими злобными глазами-пуговками.
– Ну же, – поторопил он, нервничая. – Она неправильная. Они все не такие, как ты.
Словно в замедленной съемке, Владимир поднес нож к груди бесчувственной дочери.
– Давай! – брызгая слюной, завизжал плюшевый гоблин. Его уши тряслись, как две грязные пакли, он возбужденно дышал, словно испытывая оргазм. Мех под глазами-пуговками быстро намокал от гноя, сочащегося из мертвых глазниц.
– Боже, прости меня, – шептал Владимир, нажимая на рукоятку ножа. Детская нежная кожа лопнула, впуская в беззащитно-щуплое тельце заточенную сталь. Настя вздрогнула, и ее веки приоткрылись. Уголки глаз блеснули влагой. Он наклонился и лизнул, чувствуя теплую солоноватость слез.
– Папа…
Владимир выпрямился, облизав губы.
Господи. Детские слезы. Слезы его дочки.
Его затрясло от содеянного. Он резко обернулся. Никакого зайца не было.
(и не могло быть)
– Мне больно, – захныкала дочка, хватаясь пальчиками за нож.
– Подожди, родная, – запинаясь, произнес Кузнецов. Затмение медленно отступало прочь, плач раненой дочери мгновенно отрезвил его. Что с ним было?! ЧТО ОН НАТВОРИЛ??!!!
Он застонал, обхватив виски окровавленными ладонями.
Потом подхватил умирающую дочь на руки и побежал вниз по ступенькам. Его затошнило, когда он увидел растерзанные трупы в холле. Иринка… Его сын…
Ботинок наступил на плюшевого зайца. Он остался лежать на полу, немигающе глядя в потолок.