Расправившись с завтраком, в том числе с кофе, который оказался на удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную хронику. Вдруг у меня появилось неясное ощущение, будто меня пристально разглядывают, что было правдой. Сосед откровенно посматривал то на меня, то на четвертую страницу.
Я ухмыльнулся.
— Потрясающе похожа, да? Хотя я лично не думаю, что это та самая собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.
В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.
— Так вы, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа.
— Был, — отмахнулся я. — Читайте внимательнее. Кажется, теперь я уже свой собственный маленький Арчи.
— Значит, я заплатил за завтрак легавого!
— Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только заполучу назад бумажник?
Он потряс головой.
— Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, что вас зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели — хватают всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, а он, на тебе — фараон!
— Строго говоря, я не фараон, — я был уязвлен до глубины души. — Я частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как вы разговариваете, но вам изменило чувство меры. Я подметил, что вы человек культурный, что должно было сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот фараоны в наши дни пошли вполне культурные. Меня сюда засадили, поскольку подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, что совсем не так, и хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что вас ко мне подсадили, им не привыкать попадать впросак, но вы перестарались, когда ни за что ни про что купили мне завтрак. Тогда-то я и начал соображать.
Он вскочил на ноги, набычился и ожег меня свирепым взглядом.
— Ну, держись, трепло! Сейчас я тебя по стенке размажу.
— За что?
— Чтобы проучить тебя. По-твоему, я подсадная утка?
— Чушь собачья! Не строй из себя обиженного. Ты меня обозвал, я — тебя. Мы квиты. Давай начнем заново.
Но он оказался слишком ранимым, чтобы помириться так быстро. Кулак он, правда, разжал, а потом, испепелив меня напоследок взглядом, устроился на койке, прихватив «Газетт». Лежал он лицом к коридору, так что света было вполне достаточно, и я вскоре последовал его примеру, подложив под голову свернутое одеяло вместо подушки, на котором на всякий случай расстелил носовой платок. В течение двух часов и десяти минут обе койки безмолвствовали. Это мне известно доподлинно, так как, приняв горизонтальное положение, я взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько мне ещё ждать, пока заявится Паркер с ломом и вызволит меня отсюда, и тогда было двадцать минут десятого; когда же я в очередной раз прочитал «Газетт» от корки до корки и в двадцатый раз посмотрел на циферблат, стрелки показывали половину двенадцатого. И тут он внезапно заговорил.