— Я тебе фалоэмитатор, куплю на батарейках!? — спросил Селезнев, улыбаясь продавщице. — Ну типа мужик у тебя в хозяйстве появится.
— Ты, Иван, дурак! — проорала Люська обидевшись.
— Ладно, куплю тебе шелковые трусики в грецком орешке, — сказал Селезнев. — Все поехал я. Меня ждут уже сегодня вечером.
Дорога в Москву, была гадкой. Прошедший с вечера снег, превратился в грязную и мерзкую кашу. Старенькую шестерку мотало по ней от кювета к кювету. Иван не думал, что мотает от снега. Ему казалось, что износились втулки реактивных тяг. Надо было еще месяц назад сдать это ржавое ведро по программе утилизации и купить себе «Калину». Эта машина за последний месяц, вымотала все нервы. То делай развал — схождение, то карбюратор, а теперь и эти чертовы втулки, из — за которых можно было угодить в кювет. Шестерка тарахтела прогоревшим глушителем, и этот неприятный эксцесс его провинциальной жизни, и порождал в его сознании ненависть к москвичам. Было такое ощущение, что живут они абсолютно по другим законам, и скоро въезд в столицу, будет сопровождаться получением виз в местном ОВИРе. Магнитола завывала эфирным поносом радиостанции 105 ФМ. Анекдоты, музыка голубых мальчиков, раздражала Селезнева до глубины души. Иван, хотел было переключиться, но этот долбаный «Самсунг», кроме единственной станции, ничего не хотел больше принимать. Кассеты уже достали, своими криминальными страданиями Огонек и Селезнев, раздосадованный отсутствием хорошей музыки, торкнул пальцем в кнопку выключателя. В какое — то мгновение в машине стало тихо, но тут же через мгновение, тишина эта стала нарушаться постукиванием распредвала, да передней шаровой опоры. Зарплата провинциального следователя не давало ему возможностей приобретения фирменных деталей. Поэтому и приходилось латать эти дыры, с помощью местных братьев «Черепановых», которые могли из дерьма сделать конфетку, но очень — очень дерьмовую. С горем пополам, он уже к вечеру, постукивая подвеской, доехал до столицы. Москва встретила его потоком иномарок, которые теснили со всех сторон, его ржавую шестерку. Ему казалось, что каждый хочет зацепить его машину, чтобы потом развести его на огромные деньги. Вцепившись в руль до посинения костяшек на пальцах Селезнев ехал строго по прямой. Уворачиваться от крутых тачек, он боялся, поэтому шел, как Гастелло, напролом. Через час движения по Москве, он, вытирая со лба испарину, подъехал к Киевскому вокзалу.
— «Да ну его на хрен…Дурдом какой-то», — с казал сам себе Селезнев, хлопая дверями своего ВАЗа.