Когда птицы молчат (Птичка певчая) - страница 82

Она сказала, что это не моя забота. Что мне это не надо и ей тоже. Ее голос эхом отдавался в моей голове, постепенно меняясь, преображаясь в голос другой женщины.

Первой и единственной, кому я смог доверится в своей жизни, причем абсолютно зря.

Она говорила, что любит меня, и я ей верил. Я поверил женщине впервые за долгие годы, пренебрег словами отца. А он предупреждал меня, что коварство у них в крови. И этого не изменит ничто и никогда. Я знал это, видел с самого детства. Но не смог противостоять глупой, наивной вере в любовь.

Она в мгновение ока сбросила маску, которую так удачно носила. Лицо было надменным, рот кривился от злости.

Кому нужен ребенок? Тебе? Молоко на губах не обсохло! Ни кола, ни двора. Хотя нет, ты же у папочки на попечении. Он у тебя богатенький Буратино. Да только тебе ничего из этого не перепадает. С чего это вдруг мне считать, что у ребенка будет нормальное будущее?

Лиза, заткнись и послушай…

Заткнуться? Да ты обломишься..

Я сказал, заткнись! Все решаемо. Я устраиваюсь на работу через месяц. Собеседование уже прошел, осталось только выпускные экзамены сдать и получить диплом. Без этого меня не примут.

Не буду я шляться по съемным квартирам и спать в блохастых чужих постелях?

Мы снимем нормальное жилье.

Вот были бы нормальные условия, тогда и о детях можно разговаривать.

Что ты задумала, дура?

Я до сих пор помню, как схватил ее тогда за плечи, как тряс, словно пытался выбить всю глупость из этой хорошенькой головки. Но она лишь холодно улыбнулась, нагло глядя мне в лицо.

Не смей! – я орал во всю силу своих легких.

А ты мне не указ, - она издевательски усмехалась. И тогда я не сдержался. Ударил наотмашь. Ее голова откинулась в сторону, волосы рассыпались по лицу. Когда она медленно повернулась, чтобы вновь посмотреть на меня, я понял, что вопрос решен.

Твоему ублюдку не жить. Я не дам тебе попортить себе жизнь.

Яд этих слов я до сих пор ощущаю в теле. Дрянь! Она сделала аборт на следующий день. Я разбил в своей комнате все, что только мог. Отец насилу успокоил меня, накачав водкой до отказа. Сказал, что все они шлюхи. Что по-другому не бывает. Сказал, что если бы позволял мне жить так, как живут большинство мажоров, то сейчас у меня на шее висела бы стерва-жена, которая ценила бы во мне только размер кошелька, и если повезет, еще и размер члена.

Мне казалось, что он тогда говорил не обо мне. Наверное, так оно и было.

Но сейчас прошлое словно просочилось в настоящее. Гнев и боль, чувства, которые я не испытывал с юности, снова завладели мной. Все эти годы, в течении которых я умело и успешно строил свою жизнь, несли лишь привкус легкости и радостной истомы, которые после себя оставляли женщины, ненадолго заглянувшие в мою жизнь, согревавшие мою постель. Я позволял им это, но строго соблюдал дистанцию.