Глаза
Элизабет
выхватили из
темноты одинокое
пламя свечи,
которая
стояла на
полуразвалившемся
сундуке в
углы комнаты.
Свеча сильно
коптила и
отвратительно
пахла. Лучше
полная темнота.
В последнее
время именно
ночь стала
для девушки
любимым
временем
года. Ночью
ее никто не
тревожил,
никто не
мешал думать
и учиться
ненавидеть
еще сильнее,
еще яростнее,
чем вчера.
Она села и
спустила
ноги на
ледяной
каменный пол,
сквозняк
обжег голые
ступни, но
девушка
ничего не
заметила. Когда
душа мертва,
тело тоже
перестает
чувствовать.
Наклонившись
вперед,
Элизабет задула
свечу, и
снова легла
на свое
неудобное ложе.
За все время,
пока она
находилась в
замке своего
мучителя,
девушка ни
разу не вспомнила
о
благоухающих
шелковых
простынях, о
мягкой
перине и
белоснежном
надушенном
белье, она
стерла из
своей памяти
все, что
связывало ее
с леди
Элизабет
Невилл. Она родилась
снова. Первый
день ее жизни
в аду начался
со встречи с
графом
Мельбурном.
Луиза
вошла в
комнату
пленницы на
рассвете. И,
как всегда,
холодный
озноб
прошелся по
ее спине,
когда она
встретила
ледяной ничего
не
выражающий
взгляд почти
прозрачных
голубых глаз.
Луизе
Чарлтон
иногда казалось,
что пленница
никогда не
спит. Ее
неподвижные
жуткие глаза
были открыты
даже, когда
охваченная
лихорадкой,
она металась
в бреду. Не
смотря на то,
что Элизабет
Невилл
пугала ее
своей
молчаливой
неподвижностью,
Луиза
приходила в
эту комнату
каждое утро,
чтобы
принести
завтрак.
Элизабет
почти ничего
не ела и
совсем мало
двигалась. Ее
жесты были
скупы, она
всегда
молчала и
просто смотрела,
но словно
сквозь,
словно была
где-то в другом
месте, еще
более
ужасном, чем
это.
- Ты
должна лучше
питаться,
чтобы поправиться.
- выдавила из
себя Луиза,
когда Элизабет
отвернулась
от
поставленного
на покосившийся
стол подноса.
- Я принесла
немного.
Молоко и
хлеб.
Ответом
девушке
послужила
тишина. Вздохнув,
Луиза
подошла
ближе. Она
положила на кровать
пленницы
серое платье
из грубого
материала,
белый
передник и чепец
на завязках.
- Это
все, что я
могла
достать. Тебе
нужно начать
вставать. Ты
можешь. Я
знаю. - каждое
слово
давалось
Луизе с
трудом,
потому что
она не была
уверена, что
ее слушают
или слышат. - Элизабет,
я хочу, чтобы
ты знала - я не
держу на тебя
зла. Ты не
догадывалась,
кто я. Я была
просто прислугой.
- А кто
ты? - наконец,
произнесла
девушка, повернув
голову, и
пронзив
Луизу своими
ледяными
глазами.
Высокомерное
выражение
никак не
вязалось с
жалким видом
Элизабет
Невилл. И
Луизе стало
неловко в
своем
красивом
шёлковом
нежно-бирюзовом
платье,
расшитом
серебром и
украшенном драгоценными
камнями, а
темно-синяя
бархатная
накидка,
отороченная
мехом, вдруг
начала
душить.
Бриллианты в
ушах
оттянули
мочки, а жемчуг,
вплетенный в
волосы, стал
неимоверно
тяжелым. Все,
что
происходило,
было неправильно
и не
справедливо
к ним обеим.
Но Луиза
ничем не
могла сейчас
помочь
несчастной девушке.
Да, и что-то в
ее глазах
говорило, что
ей эта помощь
не нужна.