На молодой даме был головной убор в форме полумесяца, который полностью скрывал ее волосы. Этот ужасный фасон вышел из моды много лет назад, поэтому такие вещи можно было увидеть только на престарелых вдовах. Несмотря на то, что шерстяное платье свободного покроя скрывало фигуру женщины, ее огромные карие глаза, обрамленные темными изогнутыми ресницами, лицо с кожей нежно-кремового цвета и манящие сочные губы могли свести с ума любого мужчину.
Будучи знатоком женской красоты, Лахлан одобрительно улыбнулся.
Если у нее и фигура такая же великолепная, как лицо, то в постели эта леди будет чертовски хороша.
Глядя на ее старомодное серое платье, можно было с уверенностью сказать, что она вдова и, возможно, не прочь завести легкую интрижку. Лахлану вдруг захотелось, чтобы поскорее наступил вечер, — он знал, что тогда состоится банкет, а после него будет бал.
Шотландец с неохотой отвернулся и снова обратил свое внимание на короля.
Оторвав взгляд от изумительно красивого двуручного меча, довольный Генрих едва заметно улыбнулся.
— Мы чрезвычайно рады получить от вашего сюзерена такой великолепный подарок, — сказал он, передавая оружие стоявшему рядом лакею, потом снова повернулся к Лахлану и смерил его холодным, невозмутимым взглядом. — Насколько я знаю, вам, лейрд Мак-Рат, сообщили о моем пожелании, чтобы вы вместе со своими соплеменниками сопровождали одну из фрейлин принцессы во время ее поездки в вашу страну.
Улыбка моментально исчезла с лица Лахлана.
Только накануне вечером Гиллескоп Керр, граф Данбартон, один из старейших членов шотландской делегации, поведал ему просьбу английского монарха.
Король Генрих хотел, чтобы во время путешествия в Шотландию Лахлан взял на себя ответственность за безопасность и благополучие вдовствующей графини Уолсингхем. Он должен был ехать впереди основного кортежа вместе с этой дамой и ее слугами и следить за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась, а также выполнять все ее просьбы и пожелания.
Граф буквально взорвался от злости при мысли о том, что ему придется нянчиться с престарелой вдовой. Однако у него, черт возьми, не было выбора. Отказаться — означало нанести оскорбление самому королю.
Теперь же, подавив досаду, которая раздражала и мучила его, словно колючка, попавшая в башмак, Лахлан спокойно выдержал проницательный взгляд Генриха Тюдора. Улыбнуться в ответ он не смог и поэтому просто вежливо поклонился в знак согласия.
— Ваше величество, для меня это огромная честь. Готов служить верой и правдой будущей королеве Шотландии и ее фрейлинам. — Он прижал руку к груди и постарался говорить так, чтобы не выдать недовольства, которые испытывал.