Он хотел, чтобы Эмили увидела Шотландию его глазами, чтобы ничто не стояло между ней и дикой природой. Он хотел, чтобы она ощутила нечто глубокое и настоящее, нечто куда более сильное, чем мечтательность, которую он то и дело видел в ее глазах.
Но теперь они оба промокнут до нитки — не тот финал, на который он рассчитывал.
— Доберемся до дома? — спросила она, пытаясь перекричать ветер.
Он покачал головой, сворачивая с главной дороги на боковую, практически заросшую травой.
— Если дождь даст нам еще пять минут, сможем укрыться в старом доме вдовы.
Но дождь догнал их уже через три минуты. И к тому времени, как они достигли дома вдовы, под небом, резко почерневшим от злобных туч, дождь окутал их пеленой, жаля каплями, которые были не намного теплее града. Он сдернул плащ и бросил его Эмили, она завернулась в теплую шерстяную ткань, но это не спасало от ливня.
Малкольм завел лошадей за дом, где стояли заброшенные конюшни, соскочил с двуколки и обежал ее, чтобы помочь Эмили спуститься. Он подхватил ее на руки и, не опуская на мгновенно раскисшую землю, побежал к кухонной двери пустовавшего дома.
Как только он распахнул дверь, Эмили спрыгнула на холодный каменный пол.
— Я и сама могу справиться, — сказала она, слегка задыхаясь.
— Я знаю, — ответил он, гладя ее по волосам и бросая на пол ее промокшую шляпку. — Но если ты замерзнешь до смерти…
Эмили рассмеялась:
— Иди к лошадям, ты же не хочешь, чтобы они утащили нашу повозку. За пять минут в одиночестве я не умру.
Она была права. Он снова выбежал в грозу. Ветер мешал дышать. Шагать по двору было все равно что вброд пересекать пруд. Одежда прилипла к телу, с нее текло. Лошади еще не погнали, но далекая молния подсказала ему, что нужно завести их в укрытие, прежде чем гром доберется сюда.
Конюшни были той еще задачей. В старом доме вдовы никто не жил уже тридцать лет, дом и конюшня сохранились лишь настолько, чтобы приютить случайно забредших пастухов. Малкольм распряг лошадей и повел их в конюшню, на каждом шагу сражаясь с ветром и страхом животных. Он быстро снял с них сбрую, вытер бока соломой и набросил на каждого коня покрывало, а затем насыпал им в мешки старого овса.
В оставленном здесь овсе попискивали мышиные гнезда, Малкольм не обратил на них внимания. Он думал только об Эмили. Не стоило брать ее с собой в открытой повозке, особенно на длинное расстояние, ведь он знал, что в горах такое бывает часто. Это безрассудно, глупо, безответственно, а ведь он пытался избавиться от подобных черт, когда наследовал имение. Он заслужил ее гнев.