Эмили посмотрела на мужа. Ее глаза сияли в тусклом свете свечи.
— Малкольм, здесь так красиво. Я думаю о том, каково жить в таком доме.
— Холодно, сыро и мрачно, — отозвался он, разворачивая покрывало. — По крайней мере, так считала моя бабушка. Дом должен был перейти ей после смерти моего деда, но она отказалась сюда переезжать. Отец построил для нее современный коттедж, а этот дом оставили гнить.
— Ему далеко до гнили, — сказала Эмили, отступая от предложенного ей покрывала и проходя в гостиную. — А этот камень… Этот дом словно замок в миниатюре. Если повесить здесь гобелены и постелить ковры, здесь будет просто чудесно.
Он наконец поймал ее и начал расстегивать пуговицы на ее спине.
— Можешь рассказывать себе сказки о его очаровании. Но когда ты однажды овдовеешь, надеюсь, тебе хватит здравого смысла поселиться где-нибудь, где теплее.
Ее плечи напряглись под его руками. Малкольм смягчил тон:
— Не волнуйся, дорогая. Я собираюсь прожить с тобой как минимум несколько десятков лет.
Эмили склонила голову. Ее волосы не сияли в свете свечи — для этого они были слишком влажными, но кудряшки, выбившиеся из шиньона, казались глянцевыми. Нужно было разжечь камин, чтобы просушить ее волосы, но вначале следовало разобраться с одеждой.
— Похоже, ты уверен, что я тебя переживу, — сказала она.
Эмили была мрачной — несвойственное ей настроение.
Когда последняя пуговица выскользнула на свободу, Малкольм попытался ее подбодрить.
— Это кажется мне вероятным. Мужчины из моего рода живут долго, но я все же старше тебя.
Эмили не ответила. Она перешагнула через упавшее платье и подняла его, чтобы набросить на один из сундуков. Платье, бывшее когда-то белым, теперь почернело от грязи и пыли, которую собрало в доме вдовы.
— Ты расстроена из-за платья? — спросил он, пытаясь прочитать ее печальный вид.
Она фыркнула.
— Я променяла бы тысячу платьев на мой письменный несессер.
— И кому же ты так отчаянно торопишься написать?
— О, всего лишь моим знакомым из Лондона.
Эмили позволила Малкольму расшнуровать ей корсет, но этой минутной покорности не хватило для того, чтобы усмирить его подозрения. Эмили была не из тех, кто довольствуется отговорками, а значит, ее письма были главным способом узнать, что же она скрывает.
— Ты еще ни разу не попросила меня отправить письма, — сказал он.
Корсет поддался. Эмили обернулась и взглянула ему в лицо.
— Мои письма отправил Алекс. Со старыми привычками не так просто расстаться.
Что-то в ее тоне казалось неправильным, хотя ответ был оправдан — когда в замке гостила ее родня, ей не нужно было обращаться к Малкольму, чтобы тот отправлял письма. Но он забыл о вопросе, когда Эмили наклонилась и взялась за подол сорочки. Когда она потянула ткань через голову, Малкольм резко втянул в себя воздух. Даже после двух недель, проведенных большей частью в постели, ему достаточно было увидеть ее тело, чтобы снова ее захотеть.