Он сел рядом с ней и прижал ее к своей груди. От каменного пола тянуло холодом, но она была теплой и живой — куда более живой, чем он смел надеяться, когда искал себе идеальную хозяйку-распорядительницу.
Малкольм поцеловал ее в макушку.
— Этому мужчине не придется, дорогая.
— А нам обязательно возвращаться в Лондон? — спросила она слегка сдавленно, словно хотела обсуждать эту тему не больше, чем он собирался ей изменять.
— Я думал, ты хочешь вернуться к своим друзьям, — Малкольм попытался сохранить нейтральный тон.
— Я скучаю по ним, но мало тех, с кем мне действительно больно разлучаться. К тому же, Пруденс…
Она осеклась. Малкольм сжал ее плечо.
— Ты не помиришься с ней, если вам не удастся встретиться лично.
— Этого я и боюсь, — призналась она. Однако оставила тему, пытаясь разрядить атмосферу и придать веселости голосу, что вышло не вполне искренне и не вполне успешно. — Но горы — отличная компенсация. Здесь все удивительно мило.
Я могла бы десятки лет писать об этих местах и ни капли от этого не устала.
— Твои корреспонденты устанут гораздо раньше, — отметил Малкольм.
Она вздохнула.
— Но как ты можешь отсюда уезжать? Теперь я понимаю, почему ты никогда не ездил в Лондон. Да ты ведь и теперь не хочешь?
— Не хочу, — согласился он. — Но должен. Я принял решение.
Она играла с краем своего покрывала, совмещая полосы с узором на покрывале Малкольма.
— Политика не самая приятная игра. И в парламенте слишком мало тех, кто беспокоится о проблемах Шотландии хоть на фартинг. Они не обращают внимания и на рабочий класс, который прямо у них под носом, не говоря уж о проблемах далеких арендаторов.
— Я знаю об этом. Но если я не попытаюсь…
Он замолчал. Дрова потрескивали, рассыпая искры огня до самого дымохода. Дождь колотил по ставням, защищавшим старое хрупкое стекло.
Эмили ждала, когда он продолжит. И Малкольм наконец нашел слова, которые были не вполне правильными, но все же отображали то, что он чувствовал.
— Я хочу, чтобы это место существовало для наших детей, и для детей наших детей, для всех поколений за ними. И если мне придется все время проводить в Лондоне, создавая нашему клану возможность жить на этой земле, пусть будет так.
— Все рано или поздно заканчивается, — сказала Эмили. — Даже Рим пал.
— Это не Рим, — ответил он с внезапной резкостью. Голос зазвенел, отражаясь от голых каменных стен. — Это мой дом. Наш дом. И я спасу его.
Какая-то часть его хотела, чтобы Эмили извинилась, попыталась успокоить его, сказала, что он сумеет его спасти.
Но она лишь уронила край его покрывала.