Фергюсон внимательно изучал свои ногти, но при последних словах Кэсселя не мог не вмешаться.
— Кэссель, сегодня я нахожу твое общество утомительным. Если ты хочешь о чем-то сказать, говори.
Щеки Кэсселя залила болезненная краснота, под стать носу, уже выказывавшему излишнюю страсть к алкоголю. Его взгляд метался между Фергюсоном и Малкольмом, но ни один из них не извинился. Малкольм не одобрял прямолинейности Фергюсона, но был благодарен тому за неловкость Кэсселя. Фергюсон был герцогом, а графский титул Малкольма превосходил простое баронство — Кэссель мало что мог ответить на их слова.
Нужно было закончить на этом. Малкольм и Фергюсон вернулись к своим тарелкам, ожидая, что Кэссель уйдет. Но его голос подлил масла в огонь, воспламеняя сам воздух между ними.
— Надеюсь, перо своей жены ты контролируешь лучше воспитанности своих друзей, — сказал он Малкольму.
Малкольм продолжил разрезать ягненка. Он знал, как играют в такие игры.
— Перо моей жены вас не касается.
— Да неужели? При том, что она может выставить дураком любого мужчину из общества?
Малкольм поднял глаза, и это была ошибка. Кэссель улыбнулся, увидев выражение его лица. Он продолжил без приглашения:
— Только не говори, что она тебе не рассказала. Какой позор, я вызнал ее секрет раньше ее же мужа.
— Осторожнее, Кэссель, — сквозь сжатые зубы процедил Малкольм. — Ты пожалеешь, что оскорбил ее.
— А она не жалеет о том, как оскорбила меня? Будь она мужчиной, я вызвал бы ее на дуэль за такой поступок.
Все вокруг резко замолчали. Тишина расползлась по столовой, и ничто не могло отвлечь Малкольма от грохота пульса в ушах.
— Что именно она сделала?
Кэссель достал из пальто тонкую книгу в переплете из телячьей кожи. И бросил ее на стол, как перчатку.
— Она написала эту мерзкую клевету. Не сомневаюсь, она сидит сейчас дома и сочиняет очередной пасквиль под самым твоим носом. Возможно, на этот раз она спишет злодея с тебя, а не с меня.
Кэссель поднялся.
— И вновь желаю вам семейного счастья, мистер Роузфилд.
На обложке стояло имя А. С. Роузфилд — псевдоним, как догадывались все, но до этого момента никто не предполагал, чье имя он защищает. В столовой начался ропот, похожий на жужжание сотни жуков, готовых обглодать его кости. Малкольм игнорировал толпу. Игнорировал книгу. Даже голос, который советовал ему сохранять спокойствие и сгладить бурю.
Вместо этого он поднялся и ударил Кэсселя в голову.