— Хорошо тут в распадке, даже бреха собачьего не слыхать, — обронил Кондаков, поправляя занавеску. — То, что я, Глаша, скажу тебе, должно быть под строгим заветом. Ни по дружбе, ни под пыткой — никому ни слова. Клещами из тебя будут тащить — молчи. Нет у меня никого дороже тебя, но если кому-нибудь словом обмолвишься убью без сожаления. Помни.
Кондаков раскурил трубку и, дымя табаком, ходил взад и вперед между лавкой и окном.
— Этой осенью в Карском море, — говорил он, — будут проводиться большие учения Северного флота. Очень эти маневры интересуют наших хозяев. Дам я тебе, Глаша, денег, купишь шнеку с подвесным мотором. В порту Георгий каждый человек на виду. Если ты считаешь это дело рискованным, купим шнеку или бот в Мурманске. С утра в артели бери расчет, скажи: муж вернулся из заключения, в Койду перебираемся.
У Кондакова погасла трубка, он присел на корточки к печурке, лучиной достал уголек, положил в трубку и раскурил. Красный отблеск ложился на его лицо, подчеркивая надбровную складку, прямую линию рта.
Западный берег острова Гудим до северной оконечности крутой и скалистый. Но пограничники хорошо изучили свой край. В обрывистых, неприступных склонах был мелководный заливчик, как здесь говорят, лахта. Катер благополучно вошел в лахту, и они высадились на прибрежные камни. Начальник погранзаставы шел впереди, ему было знакомо так называемое кондаковское домовище и тропинки, исхоженные пограничным дозором. На западной стороне перешейка, соединяющего северную и южную части острова, овчарка начала проявлять признаки беспокойства. Шерсть на загривке Астры поднялась, злобно ворча, она снова взяла след и повела на восток.
Прошли первые дома поселка, свернули в распадок. Обогнули сараи. Открылось кондаковское домовище. Света в окне не было.
— Ты, поняла, Гланя? — спросил Кондаков, не отрывая взгляда от раскаленных углей.
— Война… — не то спросила, не то утвердительно сказала она.
— А хоть бы и война, нам-то что— через плечо бросил Кондаков.
— Нам-то с тобой что? Мы уйдем в Нурвоген! Вот у Вали Плицыной ребенок должен народиться — ей не все равно. Механик Тимка на инженера хотел учиться… Капитан «Акулы» мечтает в самом большом театре басом петь… Тоне Худяковой не все равно — у нее мужа в ту войну убили, не для новой у нее Сережка растет… Ты еще не был в нашем поселке, сходи посмотри. Домов за это время в десять раз стало больше. В окнах свет и везде разный, но в каждом доме одно — с моря ждут или в море провожают, им тоже не все равно. На карте наш порт малая точка, а по всей стране сколько людей — миллионы, и никому, слышишь, никому не безразлично, будет война или нет. Очерствел ты сердцем на чужбине, да и кроны эти самые по ногам тебя спутали… Пошел бы ты, Саня, и повинился хотя бы Тоне Худяковой, она председатель. Повинную голову и меч не сечет.