Стражи Студеного моря (Михайлов) - страница 46
— Что, Федя, небось от страха душа закатилась в пятки? — спросил матрос Лаушкин.
— На море всякое бывает, — с видом бывалого моряка ответил Тулупов. — Мне вот один мичман рассказывал: есть такие моря, где вода от соли тяжелее железа. Якорь бросят, а он не тонет. Второй бросят — тоже не тонет! Кругом акулы так и шныряют, а боцман кричит: «Чего, салаги, смотрите?! А ну, бросайтесь в море топить якоря!»
— Ты же сказал, Федя, в море акулы, — напомнил, сдерживая улыбку, Нагорный.
— Ничего не поделаешь — служба! — ответил Федя. — Боцман приказывает — выполняй!
— Ну, ну, трави, Федя, через клюз помалу! — подмигнув Андрею, Сказал Лаушкин: он был любителем морских словечек.
Снова удар большой волны пришелся по борту, и их швырнуло к двери, ведущей на ют.
Нагорный подумал о том, что наверху сейчас волны врываются на полубак до самого волнореза… Почему-то, думая о волне, в поисках сравнений Андрей представлял себе оркестровую раковину в городском парке. Эта раковина, где по выходным дням играл духовой оркестр, была удивительно похожа на большую взметнувшуюся волну.
Размышления Нагорного прервал боцман. Ясачный, ступая медленно, вразвалку, неслышно подошел к ним. Взял из рук Андрея кранец, придирчиво проверил оплетку, затем, окинув взглядом матросов, приказал:
— Комендор Нагорный, впередсмотрящим! Заступите на вахту в первую смену! Одежда штормовая!
Повторив приказание, Нагорный спустился в кубрик, натянул стеганые брюки, резиновые сапоги, теплую с капюшоном куртку и поднялся на полубак.
Ветер гнал большую океанскую волну. Высоко вздымаясь, волна ударялась о нос корабля и в еще неутраченном порыве разбивалась о волнорез, обдавая пушку и надстройки полубака стывшими на лету брызгами. Всматриваясь в едва различимую линию горизонта, Нагорный держался за штормовой леер. Каждый новый пенистый вал с грохотом и свистом обрушивался на полубак, потом медленно откатывался назад, стекал через шпигаты и вновь с еще большей яростью бросался на корабль.
По колени в воде, обледенев на ветру, Нагорный нес вахту. Его брови заиндевели, над форштевнем вздымался новый вал, он инстинктивно закрывал глаза, и удар волны вызывал зримое ощущение яркой вспышки. После очередного, захватившего дыхание удара он открыл глаза и увидел среди мятущихся волн и косматых облаков мелькнувший красный огонек.
«Почудилось», — подумал Нагорный, но в это мгновение огонек вновь вспыхнул, и новый вал ледяной воды обрушился на комендора, увлекая его за собой. Андрей покатился по палубе, перелетел через волнорез и ударился о пушку. Вскочив, он вцепился руками в гриб вентиляционной шахты и уже движимый одним чувством долга крикнул: