Собеседник замялся. По рассмотрению, его служебная биография оказалась скромней, чем хотел представить. Вобана видел издали несколько раз. Касательно ученичества лукавил, хотя не слишком сильно: в каком-то смысле "отец постепенной атаки" может считаться учителем всех военных инженеров нашего века. Даже не одних французов. Насколько годен к делу сам де Бриньи и насколько разумны спущенные из Петербурга планы — в ближайшее время выясним.
Василий Петрович с аппетитом излагает подробности. Других генералов тоже распирает: утерли нос итальяшке, одержали викторию без него! Поход сей затеяли, как только просочился слух о моем назначении. Дескать, Читтанов не нужен; сами справимся! Старческое многословие утомительно, зато дает время многое обдумать. Выказывая вежливость, терпеливо слушаю, уточняю подробности, делаю вопросы. Надлежит составить полное представление о болезни прежде, нежели предлагать лекарство. Когда все отчитались, время склонилось изрядно заполдень. Извинившись, что не успел еще устроить хозяйство, приглашаю к не слишком роскошному обеду. Военный совет продолжается в застольных разговорах — разве без секретаря-протоколиста и более раскованно. Знаете, что забавнее всего? В частной беседе каждый из больших начальников готов бывает лихо справиться со всеми трудностями, пред коими пасует на службе. Виновны всегда другие, а он, только дай средства и полномочия, уж развернулся бы! Сами хвастуны в это искренне верят. Вот интересно: мое убеждение, что я знаю, как правильно вести сию войну — истинно, или представляет такую же иллюзию?
Пока старички вкушают послеобеденный сон в задних комнатах бывшего дворца наиба, занимаюсь делами: в обществе бакинского коменданта полковника Остафьева и непривычного к русскому порядку дня де Бриньи перебираю сделанные по моему приказу экстракты о пополнениях и потерях. Комендант службу знает: по памяти, не глядя в бумаги, безо всякого медлительства дает уточнения. Француз с явным усилием сдерживается, чтобы не встрять со своими вопросами: его мучает любопытство, каким образом мы ладим с магометанами. Со времен крестовых походов Европа прилагает громадные усилия, чтобы стать прочной ногой на Востоке — однако результаты не отвечают издержкам. Пожалуй, Россия — единственная христианская держава, имеющая в Азии не одни торговые фактории или клиентов из местных князей, но целые завоеванные провинции.
Честно говоря, ладим неважно. Взять того же Адиль-Гирея: землю у ног Петра целовал, в верности клялся. Жёны его с императрицей обедали. А стоило усомниться в победе нашей над турками — тут же изменил. Дергах-Кули-бек, юзбаши бакинский, оказался столь же ненадежен. Пожалованный чином полковника и взысканный всеми милостями государя, он скоро завел конспирацию с Хаджи-Даудом шемахинским об истреблении в городе всех русских и армян и переходе в оттоманское владение. Слава Богу, что заговор вовремя открыли. Еще один акт жестокой пиесы — кровавая гибель подполковника Зимбулатова и его офицеров, предательски зарезанных на обеде у сальянского князя Гуссейн-бека. Сам татарского рода, подполковник визитировал без оружия, полагаясь на священный среди кавказских народов титул гостя. За то и поплатился. Отмстить его смерть доселе возможности не представилось. Словом, кавказские властители во всякий момент готовы на любую низость, кою сочтут выгодной. Главное правило азиатской жизни: хочешь пользоваться уважением — будь силен и жесток, не спускай обид. Не смею утверждать, что в христианских странах иначе. Но там право сильного прикрыто тысячей лицемерных уловок.