- А бедняга Саладен, офицер по продовольственной части? Его встретили в сумерки: выходит из подвала, а в каждой руке по две бутылки белого вина. Будто кормилица с четырьмя сопляками. Ну, его накрыли; ему пришлось спуститься обратно в эту бутылочную шахту и раздать всем по бутылке. А вот капрал Бертран - строгих правил: не захотел пить. Помнишь, сосиска ходячая?
- А где теперь тот повар, что всегда добывает топливо? - спрашивает Кадийяк.
- Помер. В его котел попал "чемодан". Сам Мартен не был ранен, он умер от потрясения, когда увидел, что его макароны задрали ноги и полетели вверх тормашками. Лекарь сказал: "Пазмы сердца". У него было слабое сердце; он был силен только по части дров. Похоронили его честь честью. Гроб сделали из паркета; плитки сколотили гвоздями, на которых висели картины; вбили кирпичом. Когда повара несли на кладбище, я думал: "Его счастье, что он умер: ведь если б он это видел, он никогда не простил бы себе, что не додумался пустить на растопку паркет". Этакий ловкач!
- Наш брат солдат выкручивается, как может; на товарища ему наплевать. Скажем, ты отвиливаешь от работы в наряде, или хватаешь кусок получше, или занимаешь местечко поудобней, а от этого другим плохо приходится, философствует Вольпат.
- Я часто выкручивался, чтоб не идти в окопы, - говорит Ламюз, - и не помню уж, сколько раз мне удавалось отвертеться. Сознаюсь. Но когда ребята в опасности, я не отлыниваю, не выкручиваюсь. Тут я забываю, что я военный, забываю все. Тут для меня только люди, и я действую. Зато в других случаях я думаю о собственной шкуре.
Это не пустые слова: Ламюз - мастер по части увиливания; тем не менее он спас жизнь многим раненым, подобрав их под обстрелом.
Он объясняет это без хвастовства:
- Мы все лежали в траве. Боши здорово палили. Трах-тах-тах! Бац, бац!.. Дззз, дззз!.. Вижу: несколько ребят ранено, я встаю, хоть мне и кричат: "Ложись!" Не могу ж я их оставить. Да в этом и нет никакой заслуги: я не мог поступить по-другому.
Почти за всеми солдатами из нашего взвода числятся высокие воинские подвиги; у каждого кресты за храбрость.
- А я не спасал французов, зато хватал бошей, - говорит Бике.
Во время майских атак он бросился вперед; он исчез и вернулся с четырьмя немцами.
- А я их убивал, - говорит Тюлак.
Два месяца тому назад он уложил в ряд перед взятой траншеей девять немцев.
- Но больше всего я ненавижу их офицеров.
- А-а, сволочи!
Этот крик вырвался у всех сразу, из глубины души.
- Эх, старина, - говорит Тирлуар, - вот толкуют, что немцы - погань. А я не знаю, правда это или и тут нас морочат; может быть, их солдаты такие же люди, как и мы.