- Да мы ведь не жулики, - сдержанно замечает Ламюз, чтоб не рассердить женщину, от которой зависит все наше благополучие.
- Я о вас не говорю, но, знаете, солдаты портят все. Беда с этой войной!
- Значит, сколько это выйдет, за стол напрокат и за то, чтоб что-нибудь разогреть на плите?
- Двадцать су в день, - нехотя бурчит хозяйка, словно мы у нее вымогаем эту сумму.
- Дороговато! - говорит Ламюз.
- Так платили другие, что стояли до вас. И какие были славные люди: давали нам свои харчи! Я знаю, что для солдат это нетрудно. Если, по-вашему, это дорого, я сейчас же найду других охотников на эту комнату, на этот стол и печь. Их будет меньше двенадцати. Ко мне все время ходят и заплатят подороже, если мы захотим. Подумайте, двенадцать человек!
- Я сказал: "Дороговато!" - но в конце концов ладно! - спешит прибавить Ламюз. - Как, ребята?
Он задал этот вопрос только для проформы. Мы соглашаемся.
- Выпить бы! - говорит Ламюз. - Продаете винцо?
- Нет, - отвечает баба.
И голосом, дрожащим от гнева, прибавляет:
- Вы понимаете, военные власти заставляют нас продавать вино не дороже пятнадцати су! Пятнадцать су! Веда с этой проклятой войной! На ней теряешь деньги! Подумайте: пятнадцать су! Вот я и не продаю вина. У меня, конечно, есть вино, но только для себя. Конечно, иногда, чтоб услужить, я уступаю его знакомым, людям толковым, но, вы сами понимаете, не по пятнадцати су!
Ламюз принадлежит к людям толковым. Он хватается за флягу, которая всегда висит у него на поясе.
- Дайте мне литр! Сколько будет стоить?
- Двадцать два су - я продаю по своей цене. И, знаете, это только, чтоб вам услужить: вы ведь военные.
Барк теряет терпение и что-то ворчит про себя. Баба бросает на него злобный взгляд и делает вид, что хочет вернуть флягу Ламюзу.
Но Ламюз окрылен надеждой наконец выпить; он багровеет, как будто вино уже разлилось по его жилам; он спешит прибавить:
- Не беспокойтесь, мамаша, это останется между нами, мы вас не выдадим!
Она стоит неподвижно и возмущается установленными ценами. И вот, охваченный страстным желанием выпить, Ламюз окончательно сдается и унижается до того, что говорит:
- Ничего не поделаешь, мадам. Известно, народ военный! Что они смыслят!
Хозяйка ведет нас в погреб. Он уставлен тремя бочками внушительных размеров.
- Это и есть ваш запасец?
- Шельма старуха, - ворчит Барк.
Ведьма оборачивается и злобно восклицает:
- А вы бы небось хотели; чтоб мы разорились на этой проклятой войне! И так теряем деньги то на одном, то на другом!
- На чем? - настаивает Барк.