Он складывает нож, прячет его в карман и идет вдоль стены, поглощенный мыслью о воскрешении своей челюсти...
Лишний раз мы клянчим, как нищие, повторяя все те же словечки:
- Здравствуйте, мадам! Нет ли у вас уголка для еды? Мы заплатим, мы заплатим, ясное дело...
- Нет...
При свете низкого оконца, как в аквариуме, показывается странное плоское лицо старика, перерезанное морщинами, похожее на страницу старой рукописи.
- У тебя ведь есть сарайчик?
- В сарайчике тоже нет места: там стирают белье...
Барк подхватывает эти слова на лету:
- Все-таки, может быть, подойдет. Можно взглянуть?
- Там стирают, - бормочет женщина, продолжая подметать пол.
- Знаете, - скорчив любезную мину, говорит Барк, - мы ведь не какие-нибудь буяны, что напьются и скандалят. Можно взглянуть, а?
Баба перестает мести. Она худая и плоская. Кофта висит на ней, как на вешалке. У нее невыразительное, застывшее, словно картонное лицо. Она смотрит на нас и нерешительно, нехотя ведет нас в темную-темную глинобитную конуру, заваленную грязным бельем.
- Великолепно! - искренне восклицает Ламюз.
- Славная девчурка! - говорит Барк и треплет по щеке пухлую, румяную девочку, которая разглядывает нас, задрав грязный носик. - Мадам, это ваша?
- А этот? - решается спросить Мартро, показывая на откормленного ребенка, с тугими, как пузырь, щечками, вымазанными в варенье и пыли.
Мартро робко пытается приласкать чумазого, липкого малыша.
Женщина не удостаивает ответом.
Мы топчемся, юлим, хихикаем, словно нищие, мольбы которых еще не услышаны.
- Хоть бы эта старая стерва согласилась! - с тревогой шепчет мне на ухо Ламюз. - Здесь отлично, а везде уже занято.
- Стола нет, - наконец говорит женщина.
- О столе не беспокойтесь! - восклицает Барк. - Да вот в углу стоит старая дверь. Она будет нам столом.
- Нет, вы мне тут все разбросаете и перевернете вверх дном! недоверчиво отвечает картонная женщина, явно жалея, что сразу же не прогнала нас.
- Право, не беспокойтесь! Да сейчас увидите сами! Эй, Ламюз, подсоби мне, дружище.
Мы кладем старую дверь на две бочки. Карга недовольно смотрит.
- Немножко почистить ее, и все будет отлично, - говорю я.
- Да, мамаша, хорошенько провести метлой: это будет лучше всякой скатерти!
Она не знает, что ответить, и смотрит на нас с ненавистью.
- У меня только два табурета, а вас-то сколько?
- Около дюжины.
- Дюжина! Господи Иисусе!
- Ничего! Устроимся! Вот здесь есть доска; вот и скамья готова. Верно, Ламюз?
- Ну, ясное дело! - отвечает Ламюз.
- Эта доска мне нужна, - заявляет женщина. - У меня до вас стояли солдаты, они уже пробовали ее взять.