- Я больше ничего не хочу рассказывать о моей собачьей жизни! ответил наконец Вольпат.
- Как ты сказал? Как он сказал?
- Мне все осточертело! Вот что! Люди! Мерзотина! Блюю я на них. Можешь им это передать.
- А что они тебе сделали?
- Они сволочи! - ответил Вольпат.
Уши у него были пришиты, но лицом он не изменился: те же татарские скулы. С упрямым видом он стоял в кругу любопытных. Чувствовалось, что он озлоблен, что внутри у него все кипит, что за этим молчанием таится гнев.
Наконец он не выдержал. Обернулся в сторону тыла и показал кулак бесконечному пространству.
- Их слишком много, - сказал он сквозь зубы, - слишком много!
Казалось, он мысленно угрожает кому-то, отталкивает целую толпу идущих на штурм призраков.
Скоро мы опять приступили к расспросам. Товарищи знали, что его раздражение прорвется и при первом удобном случае - тишина разразится громами.
Это было утром в глубоком проходе, где после земляных работ мы собрались завтракать. Шел проливной дождь; нас сбило в кучу и затопило; мы ели стоя, лишенные крова, прямо под открытым текучим небом. Приходилось изощряться, чтобы предохранить "обезьяну" - консервную говядину - и хлеб от воды, хлеставшей отовсюду; мы ели, пряча по мере возможности лицо и руки под капюшоном. Вода барабанила, подскакивала и текла ручьями по мягкой холщовой или суконной броне и мочила то дерзко, то исподтишка нашу пищу и нас самих. Ноги все больше увязали в глубине глинистого рва, размытого потоками.
Несколько человек смеялось, вытирая мокрые усы; другие гримасничали, откусывая разбухший хлеб и липкое мясо; холодные капли кололи кожу везде, где только не покрывала ее плотная грязная броня.
Прижимая к сердцу котелок, Барк заорал:
- Эй, Вольпат! Так ты, говоришь, видел там только сволочей?
- А каких? - крикнул Блер, и новый порыв ветра подхватил и унес его слова. - Каких же ты видал сволочей?
- Всяких, - буркнул Вольпат. - Да и... Их слишком много, черт их дери!
Он пробовал объяснить, в чем дело. Но мог только повторять: "Их слишком много!" Он был подавлен, задыхался и отдувался; он проглотил размокший кусок хлеба и вместе с ним комок тяжелых воспоминаний.
- Ты, верно, говоришь про окопавшихся?
- А то про кого же!
Он швырнул через насыпь остатки говядины, и этот крик бешено вырвался из его груди.
- Плюнь ты на окопавшихся, старый дурак! - посоветовал Барк шутливо, но не без горечи. - Не стоит портить себе из-за них кровь!
Вольпат весь скрючился и спрятался под тонким клеенчатым капюшоном, по которому блестящим потоком лилась вода; он подставил под дождь котелок, чтоб его вымыть, и проворчал: