На ней была «тюремная» пижама из хлопчатобумажной ткани с черно-белыми полосами. У нее были черные как вороново крыло волосы, и свет в передней бросал на них яркие блики. Он закрыл за собой дверь, и она сразу бросилась к нему в объятия, а потом отодвинулась, и он изумился выразительности ее глаз и рта. В ее глазах была радость, чистая сияющая радость. Ее губы приоткрылись, обнажив маленькие белые зубы, она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее и почувствовал тепло ее тела под пижамой.
— Хэлло, — сказал он, она поцеловала его в губы и отступила, держа его за руку, и повела за собой в гостиную, освещенную мягким светом.
Она провела вдоль своего лица правым указательным пальцем, привлекая его внимание.
— Да? — сказал он, но она передумала, решив прежде усадить его.
Она взбила для него подушку, и он сел в кресло, а она присела на ручку кресла и наклонила голову набок, делая пальцем то же движение.
— Говори, — сказал он, — я слушаю.
Тедди внимательно посмотрела на его губы и улыбнулась. Она опустила указательный палец. На полосатой пижаме возле холмика ее левой груди была нашита белая полоска. Она провела по полоске пальцем. Он внимательно посмотрел на нее.
— Я не рассматриваю твои женские детали, — сказал он, улыбаясь, и она покачала головой.
Она написала на белой полоске цифры чернилами, как номер на одежде заключенного. Он пристально посмотрел на цифры.
— Номер моего значка, — сказал он, и она радостно улыбнулась. — За это тебя надо поцеловать.
Она покачала головой.
— Не надо целовать?
Она снова покачала головой.
— Почему не надо?
Она раскрыла и сомкнула пальцы правой руки.
— Хочешь поговорить? — спросил он.
Она кивнула.
— О чем?
Тедди быстро встала с ручки кресла. Он смотрел, как она идет через комнату, слегка покачивая бедрами. Она подошла к столу, взяла газету и показала на фотографию Майка Риардона с расколотой головой на первой странице.
— Да, — тихо сказал он.
Теперь ее лицо выражало печаль, преувеличенную печаль, потому что Тедди не могла произносить слова, Тедди не могла слышать слова, и ее лицо было ее органом речи. Она утрировала, даже говоря с Кареллой, который понимал малейший оттенок выражения ее глаз и рта. Но, преувеличивая, она не лгала, потому что ее грусть была искренней. Она никогда не встречала Майка Риардона, но Карелла часто говорил о нем, и она чувствовала, что хорошо его знает.
Она подняла брови и одновременно раскинула руки, спрашивая Кареллу: «Кто?», и Карелла сразу понял и ответил:
— Мы еще не знаем. Поэтому меня так долго не было. Мы этим занимались. — Он увидел в ее глазах растерянность. — Я говорю слишком быстро? — сказал он.