— Если они хотят, чтобы мы ее забрали, им надо было так и сказать.
— Я думаю, Лейла права, — сказала Соад. Она повернулась к своему шкафчику. — Я, пожалуй, с удовольствием надену свое ради перемены. — Через минуту она заахала: — Ничего же не годится! Все велико!
Лейла рассмеялась.
— Это не так уж плохо. — Она загасила сигарету. — Представь, зато какое удовольствие ты получишь от новых вещей, когда обзаведешься ими.
Когда она выходила из казармы, солнце как раз вставало из-за гор. Утренний воздух был чист и прозрачен. Она несколько раз глубоко вздохнула.
— Готова? — раздался позади нее голос Хамида.
Она обернулась. Он стоял прислонясь к стене, с неизменной сигаретой во рту.
— Готова, как была всегда готова, — ответила она.
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты не такая, как другие, ты это знаешь.
На это она ничего не сказала.
— Тебе не надо было этим заниматься. Ты богатая. Ты могла иметь все, что тебе захочется. — В глазах сирийца было уважение.
— Ты так думаешь? Откуда тебе знать, что я хочу?
— Ты же не веришь всей этой пустопорожней болтовне? — усмехнулся он. — Я прошел три войны. Всякий раз бывало одно и то же. Лозунги, стрельба, угрозы, обещания отомстить. А когда начинали свистеть пули, все на этом кончалось. Они поворачивались и разбегались. Только политики без устали идут в наступление.
— Быть может, когда-нибудь будет по-другому, — сказала Лейла.
Он выудил еще одну сигарету из кармана и прикурил ее от предыдущей.
— Как по-твоему, что будет, если мы отвоюем обратно Палестину?
— Народ получит свободу, — сказала она.
— Будет свободен от чего? Свободен подыхать с голоду, как все мы? При всех деньгах, которые текут в арабские страны, народ по-прежнему голодает.
— И это тоже должно быть изменено.
— Ты думаешь, Гуссейн, нефтяной шейх, да тот же твой отец с его принцем — захотят добровольно поделиться с народом тем, что имеют? По крайней мере сейчас они должны что-то предпринять. А если мы победим и давление на них прекратится, что тогда? Кто заставит их делиться? Да никто! Они только будут богатеть все больше и больше.
— Это будет зависеть от народа, как их заставить перемениться.
Хамид горестно засмеялся:
— К сожалению, вижу, что на этом моя работа закончена. Здесь было не плохо. Теперь надо найти другую.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она. — Они тебе не дали другое назначение?
— Назначение? — он рассмеялся. — Я профессионал. Мне заплатили. Тысячу ливанских фунтов за эту работенку. Другого места я не знаю, где мог бы зашибить такую деньгу. За полтора фунта в месяц надо горбатиться до полного усеру… Я предпочитаю «Братство». Оно платит лучше. Похоже, у них всегда водятся денежки, чтобы сорить ими.