Но сейчас нужно было заботиться только о себе. На остальных ставь крест, если даже они и живы и ушли от облавы, что, конечно, мало вероятно. Не будешь же подавать им сигналы, когда где-то, может быть, рядом, притаились преследователи и только тебя и ждут. А один он уйдет наверняка. Не зря так тщательно изучал эту местность по карте, знает названия здешних сел и деревень, станций на железной дороге. Самое главное — дорога. Только добраться до нее!.. Если радист жив — он знает, как разыскать его…
Через четыре часа, когда все тело застыло в невыносимой судороге, он осторожно поднялся на поверхность.
Кругом стояла тишина, только ветер глухо шумел вершинами сосен. Легкие облака медленно плыли над озером. Лозинский долго прислушивался, зорко просматривал окружающий лес. Все спокойно. Он вышел на берег, ползком добрался до кустов. Передохнул, снова прислушался и осмотрелся. На всякий случай достал пистолет и гранату. Не торопясь побрел в чащу.
Он пробирался перелесками, балками и оврагами, минуя дороги и населенные пункты. Еще в лесу Лозинский снял тяжелые ботинки с шипами, сделанные специально для маскировки. Сейчас он шел в одном лишь легком ботинке. Деревяшка была голой и глухо стучала по земле. Время от времени он останавливался и из склянки с креозотом поливал следы.
К полудню он был далеко от места выброски.
На пути попалась какая-то речка. Берега ее густо поросли тальником. Здесь Лозинский остановился на дневку.
Первым делом следовало избавиться от всего лишнего. Он вынул резиновую подкладку из вещевого мешка и уложил в нее шланг, непромокаемый чехол с бумажника, компас, кинжал и пояс с четырьмя гранатами. Крепко увязал все в узел и швырнул его в воду. Он тут же ушел на дно — осколочные, с чугунной оболочкой гранаты, сработали за груз. Не был выброшен только пистолет. Он еще мог пригодиться, и потом для него имелся надежный тайник в деревянной ноге, где хранились три автоматические ручки особого назначения.
Теперь поклажа в мешке состояла из двух с половиной буханок хлеба, затертого полотенца, пары белья, набора сапожных инструментов и пачки махорки. Лозинский свернул и туда же сунул ватник — день выдался теплый, и в нем было жарко.
Потом он вспомнил о двух ампулах с ядом, зашитых в лацкане пиджака, и достал их. Они невинно блеснули на солнце тонким стеклом. Но в них таилась мгновенная смерть. Лозинский долго в задумчивости смотрел на них, потом убрал в тайник на протезе. Прилег и в полузабытьи пролежал до сумерек.
Уже в темноте выбрался к железнодорожному полустанку, сел в поезд. И вот теперь сидит в подвале Кобылко полноправным жильцом и даже… даже хозяином. Над паном ротмистром, во всяком случае…