Назар жил в комнате, все убранство которой составляли портрет Ленина, расписной китайский шкафчик и циновки с голубыми фарфоровыми кирпичами в изголовье. Назар сказал, что это местная разновидность подушек — они приятно холодят затылок.
Ванная тоже произвела на меня большое впечатление — это был глиняный чан в половину моего роста, но настолько узкий, что мыться в нем можно только стоя.
Назар выдал мне кусок черного липкого мыла и средство от паразитов «Лизол».
— Добавь в воду не меньше столовой ложки, иначе подхватишь чесотку или еще что похуже.
Когда я вернулся в комнату, там стояло удушливое зловоние, исходящее от тлеющего жгутика, скрученного наподобие змеи.
— Это средство от комаров, — пояснил Назар.
Некогда у него имелась москитная сетка, но перед уходом он сунул ее в шкаф, и она покрылась черной плесенью. Назар не решился до нее дотронуться: кто знает, какая зараза в ней поселилась?
Мы улеглись, и Назар принялся болтать о быте и нравах советской коммуны.
В нем уживаются два человека: один — вполне разумный, толковый юноша, который ценит блага цивилизации, разделение труда и личный комфорт. Его ничуть не смущает то, что комнаты советского общежития убирает прислуга, а одежду стирают прачки — это ни в коей мере не эксплуатация.
Вторая личность Назара явно не от мира сего. Она напрочь лишена самоиронии, свято верит в то, что частной собственности быть не должно, а эксплуатацию надо пресекать в зародыше.
«Второй Назар» разговаривает исключительно газетными штампами. В его глазах любой бедно одетый человек — это «угнетенный трудящийся, с надеждой смотрящий на советскую Россию». Любой богатый является «ставленником мирового империализма», а русский эмигрант — это по определению «продажная сволочь, которая беспрестанно готовит провокации против СССР».
Я прикинул, какое из его определений подходит лично ко мне. Наверное, «буржуазный подголосок, трясущийся от ярости, видя, как неуклонно растет престиж Советского Союза».
Вскоре Назар засвистел носом, а я так и не смог уснуть. Сижу сейчас у окна и при свете огарка пишу дневник.
Где-то рядом проходит железная дорога, и каждые десять минут по ней с грохотом носятся поезда. Зудят цикады, квакают лягушки, а с канала доносятся гудки катеров и трели свистков.
Все действительно познается в сравнении. Когда-то я жил в квартире, где над ухом зудела только Ада, и где одежду можно было вешать в шкафы без опасения, что через сутки она сгниет от сырости. У меня была достойная работа, я виделся каждый день с Ниной и Китти и имел наглость быть недовольным жизнью. Вероятно, китайские боги решили наказать меня за неблагодарность.