Нина попросила отвести ее в художественные мастерские. Там, в небольших светлых комнатах трудились десятки молодых художников-китайцев. Только часть из них занималась изображением святых, а остальные рисовали вывески, открытки и киноафиши.
В мастерскую вошел невысокий кривоногий китаец и встал к мольберту. Нина посмотрела на его работу: на холсте, как живой, был нарисован усатый генерал.
— Как зовут этого художника? — спросила она у отца Николя.
— Это Шао. Он занял у нас крупную сумму и не смог расплатиться, так что мы подыскиваем ему заказы, чтобы он мог отработать долг.
Вернувшись в кабинет, Нина сказала отцу Николя, что согласна «пожертвовать» монастырю свою коллекцию, если ей дадут пятьсот долларов деньгами, позволят забрать Шао и еще четверых художников, а также выпишут кредит на печать в типографии. Она все-таки решила открыть издательство календарей.
Бумаги были подписаны, и мальчики-сироты, присланные отцом Николя, вынесли из Нининого дома коробки Гу Яминя.
Нина позвонила Олману и спросила, не знает ли он китайских актрис, которые согласятся позировать для ее календарей.
— Обратитесь к Хуа Бинбин, — посоветовал ей Тони. — Это моя давняя клиентка — очень хорошая и умная девушка из приличной семьи.
По его словам отец Бинбин был прогрессивным человеком и запретил бинтовать ей ноги, а когда девочка подросла, ее отправили в католическую школу — изучать иностранные языки и математику. Однако после смерти отца брат забрал Бинбин из школы и выдал замуж за управляющего шахтами далеко на севере. Он считал, что образование женщинам ни к чему.
Супруг был старше Бинбин на тридцать лет, и у него было еще две жены, которые возненавидели ее за «огромные лапы» и за отчаянную тоску по школе и друзьям. Она не ценила то, что было смыслом их существования, — милость господина, и каждый раз плакала, когда он даровал ей счастье, оставаясь в ее покоях.
Через месяц Бинбин сбежала назад в Шанхай. Брат отказался ее принять, мать кричала, что она навеки опозорила семью, а от мужа приходили грозные телеграммы: «Если ты не вернешься, ты пожалеешь, что родилась на свет».
Директор киностудии «Белая звезда» увидел Бинбин на улице и предложил ей роль в новом фильме. Она долго сомневалась: играть на потеху публике — ниже пасть некуда, но ей так отчаянно нужны были деньги, что она согласилась.
Успех фильма обернулся для Бинбин бедой. Брат подал на нее в суд: своим фиглярством она опорочила честь семьи и оскорбила память предков. Если бы Олман не отстоял ее, Бинбин передали бы родственникам для расправы.