Следователь вздохнул:
— Давайте сначала: кем вы приходитесь Бородину и какова ваша цель пребывания в Китае?
Он сам задавал вопросы и сам отвечал на них: Нина Купина была советской шпионкой и, кроме того, она занималась контрабандой военной техники и укрывательством еще более опасной преступницы — Фани Бородиной.
— Какая еще техника?! — простонала Нина. — Вы что, с ума все посходили?
Следователь показал на мятую бумагу, исписанную химическим карандашом:
— Согласно протоколу обыска парохода вы везли в Ухань военный аэроплан «Авро-504».
— Это неправда!
— Вам лучше не запираться: у нас имеются свидетельские показания.
На бумаге вырастали крошечные паутинки иероглифов, и Нина поняла, что ей уже не вырваться.
Раз в сутки Нине позволяли гулять во дворе, со всех сторон окруженном выбеленными каменными стенами. Кроме нее там никого не было — ей запретили общаться с другими заключенными.
На уровне второго этажа в стенах были проделаны узкие зарешеченные окна, и Нина слышала доносившиеся оттуда разговоры, кашель и детский плач. Но кто были женщины, сидевшие в тех камерах, так и осталось загадкой: снизу было невозможно разглядеть их лица.
Во время одной из прогулок Нина нашла у стены растение, пробившееся между каменными плитами. Она набрала воды из лужи и полила чахлый росток. Через несколько дней он окреп и выпустил ярко-зеленые листья, но охранник, наблюдавший за Ниной, растоптал его. Жалко было — словно убили птичку.
Днем — зной и вытягивающие силы догадки: что ее ждет? Суд? Тюремное заключение? Если посадят, то насколько?
Ночью — клопы, скрип железных дверей и чей-то далекий плач.
На рассвете Нина подходила к окну и долго вглядывалась в двускатные черепичные крыши. Они тянулись в одном направлении, как идущие на нерест гигантские рыбы с костистыми спинами.
В розовеющем небе поднимались дымы; кроны деревьев на глазах меняли цвет и превращались из темно-серых в ярко-зеленые. Птицы устраивали веселый гвалт, и наконец над городом проносился густой, низкий звук сигнального колокола.
Однажды Нина увидела, как утреннее небо закрывает стремительно надвигающееся желтое облако. Через минуту окно дрогнуло от удара бешеного ветра, и в комнате стало темно, как ночью: до Пекина докатилась пылевая буря из пустыни Гоби.
Несколько дней заключенные провели, не выходя из камер, — прогулки были отменены. За окном в коричневом мареве едва просматривались коньки крыш, а в тюрьме царила жуткая тишина. Нине казалось, что все уже погибли и она одна осталась в живых.
Раньше она старательно гнала от себя воспоминания о Климе — чтобы зря не травить сердце, но клубы пыли, проносившиеся мимо окна, слишком уж напоминали дым от пожарищ в Новороссийске в 1920 году.