— Я ничего не знаю, — уныло сказал он.
— Ты меня боишься?
Он с вызовом поднял голову:
— Не боюсь. Но это большая тайна.'
— Так ты же ее открыл.
— Ну и что же? — В его глазах загорелся злой огонек, как будто учительница была виновата в том, что он так глупо проговорился.
— Как «что»? Я могу сделать всё.
— Ничего не сделаете! На куски меня режьте — больше ничего не знаю… и… не скажу.
За окном послышались шаги. В дверь ввалился старший полицай. Кого угодно мог ждать Тимка, только не его.
— Так я зашел напомнить: уговор дороже денег… — начал полицай.
Тимка попятился к двери.
— Подожди, подожди! — растерялась Любовь Ивановна. И, когда Ткач подошел к столу, шепнула мальчику: — Бери мою сумку, Тимка, я сейчас иду за тобой.
Тимка стрелой вылетел из хаты…
Убитый горем, сидел он в землянке и, громко всхлипывая, рассказывал о происшедшем.
— Я думал — она своя, советская. Книжки такие читала, а к ней полицай…
— Дурак ты! Еще первому встречному стал бы болтать, — укорял приятеля Мишка.
Мальчики так дружно и горячо напали на несчастного Тимку, что не заметили, как проснулся Павел Сидорович.
— Как ее зовут? — спросил он хриплым голосом.
— Любовь Ивановна.
— Из какого села?
Василек сказал.
— Немедленно… скорее ее сюда! — прохрипел раненый и без чувств повалился на сено.
С утра было морозно, на небе — ни тучки. Земля, оголенные деревья, крыши строений за ночь покрылись серебристым инеем. А днем надвинулись тяжелые снежные тучи, пошел снег — сначала мелкими круглыми снежинками, а потом большими хлопьями.
Уже около часа за селом, под старой вербой, Тимка ожидал Любовь Ивановну. Вечерело, а ее не было.
«А что, если она… — думал Тимка. — Нет, не может быть! — отгонял он от себя сомнения. — Павел Сидорович приказал привести ее прямо в землянку. Значит, она своя…»
Но его все-таки беспокоило ее знакомство с Ткачом.
«А что, если Павел Сидорович сказал это в горячке? Он ведь раненый… А может, она была своя, а теперь…»
И все же мальчику не хотелось верить этому.
А что, если она сейчас явится с полицией?.. Ну и пускай! Тогда все равно он ничего не скажет. Стерпит все, не проронит ни звука: самые жестокие пытки не вырвут у него ни слова… Он умирает… И жаль себя, и горд он, что так жил на свете…
Кажется, кто-то идет… Действительно, какая-то тень двигалась за снеговой завесой, приближаясь и увеличиваясь. А может, это полицай?
Еще мгновение — и Тимка вздохнул свободно и радостно: он узнал учительницу. Все сомнения, опасения исчезли. Он весь проникся доверием: если б была не своя, то и не учила бы так в школе!