Любовь Ивановна спешила. Она раскраснелась, глаза ее сияли.
— Извини, Тимка! Опять тот рыжий черт… Едва выпроводила. Ну, пусть ждет, полицай несчастный! — сказала она с гневом.
— А я ничего… стою себе под вербой, время прощло незаметно, — говорил Тимка, забыв о своих недавних переживаниях.
— Пошли! — сказала учительница, и они направились к лесу.
…Павел Сидорович уже не спал. Болела неумело перевязанная рана, во сне его беспокоили кошмарные видения: он кричал, ругался, часто просыпался и просил воды. Его лихорадило.
Василек молча исполнял все желания раненого, с тоской глядя на человека, ставшего сразу родным. С нетерпением ожидал он прихода учительницы. Казалось, прошла целая вечность…
Наконец они пришли. Сначала в землянку проскользнул красный от мороза Тимка, а за ним — удивленная Любовь Ивановна.
Павел Сидорович приподнялся на локте:
— Люба!
— Кто это?
На Любовь Ивановну смотрели лихорадочно блестевшие глаза. Лицо было ей незнакомо: заострившийся нос, щеки, заросшие до самых глаз черной бородой.
— Не узнаешь?.. — Больной улыбнулся одними глазами. Что-то очень знакомое было в этой усмешке.
Любовь Ивановна приблизилась к раненому и чуть не вскрикнула от радости.
— Павел Сидорович! Что с вами? — Она порывисто обняла раненого за шею и поцеловала в бледный лоб.
— Ничего, ничего особенного… — Он тоже поцеловал девушку. — Жива?
— Все хорошо, Павел Сидорович. Но что с вами? Столько ждала — и наконец такая встреча…
— На живой кости мясо нарастет. Ранили, гады! Если бы не ребята, пропал бы.
Павел Сидорович с нежностью взглянул на мальчиков, которые наблюдали за этой сценой.
— Молодцы у вас хлопцы! — похвалил он.
— Я даже не думала, что у меня такие соседи… — Она спохватилась: — Но об этом потом. Показывайте рану. Температура есть?
Она принялась за раненого, как опытный врач.
— Дождалась все-таки!.. Если бы вы знали, Павел Сидорович, какое это мучение — быть без своих! Школой занялась.
— Ребята рассказывали.
Он заскрежетал зубами от боли, когда Любовь Ивановна отделила тряпку, прилипшую к ране.
— Терпите, родной, терпите… — ласково говорила Любовь Ивановна.
— Ничего, — хрипел сквозь зубы раненый. — Не привыкать. Делай, Люба, свое дело… Так ты говоришь, тебя не заподозрили?
Чтобы заглушить боль, Павел Сидорович нарочно заговорил о другом.
— Староста вызывал. Хотел в полицию отправить. Но когда прочитал документы, отошел. А теперь уже совсем считают своей. Старший полицай даже свататься стал, — добавила она тише.
— Ой!
— Больно? Потерпите, потерпите, я сейчас…
— Ничего. Прозевал он невесту!
Руки ее замерли, и она вопросительно посмотрела ему в глаза: