Восставшие из пепла (Караславов) - страница 11

Каждое утро Мануил Камица выводил своего любимого иноходца на влахернский ипподром[32] и заставлял плясать под собой до тех пор, пока жеребец не начинал лосниться от пота. Протостратор ежедневно укреплял свои мускулы, упражняясь в езде. По его словам, именно постоянным военным упражнениям и выносливости коня он был обязан своим спасением в давней и злополучной битве под Тырново. Но вообще-то распространяться об этом не любил, предпочитая молчать, ибо до сих пор не мог понять, спас ли он тогда свою жизнь благодаря военному умению или же страху, который заставил его пришпорить коня и вместе с телохранителями покинуть орлиные ущелья Хема, где болгары добивали ромеев.

В это утро Камица был в хорошем настроении. После вчерашнего разговора с василевсом в нем ожила надежда, что не все потеряно. Император поручил ему заботу о новом севасте Алексее-Иванко, следовательно, он все еще ставит его выше мизийца.

Упражнения в езде в это утро были недолгими, потому что лошадь неожиданно захромала. Протостратор слез с лошади и велел слугам прогулять ее. На ипподроме появился Феодор Ласкарис. После обычного приветствия они молча стали наблюдать за лошадью.

— Может быть, обыкновенная подсечка, — проговорил Камица.

— Сейчас посмотрим…

Ласкарис махнул рукой слугам и, когда те подвели жеребца, распорядился, чтобы один из них ощупал у того больную ногу, а сам стал пристально смотреть в большие глаза животного. Когда рука слуги коснулась колена лошади — та вздрогнула, и глаза ее потемнели от боли.

— Это не подсечка, — сказал Ласкарис. — Кажется, вывих. Но лучше нас это установит новый севаст Алексей-Иванко.

— Иванко? Почему?

— Ведь он до недавнего времени был конепасом.

В зрачках Мануила Камицы заиграли веселые искорки, и, выждав, пока слуги удалятся, он проговорил:

— Теперь ты должен быть, по крайней мере, более снисходительным к нему.

— Почему? — насмешливо поднял брови Ласкарис.

— Он тебе уже не соперник. И потом в скором времени ты станешь его тестем…

— Если состоится наша с Анной свадьба, он простится с мыслью о Феодоре…

— Кто знает! — пожал плечами протостратор.

— Время — не всегда на пользу человеку, а этому варвару еще далеко-о до свадьбы с маленькой Фео…

— По всему видно, он — из терпеливых…

— Может быть, — усмехнулся Ласкарис и нахмурился. — Но ведь не каждый, кто носит меч, может сам от него уберечься.

— Это если найдутся достойные противники…

— Найдутся!

Мануил Камица поднял на Феодора Ласкариса острый, чуть удивленный и одновременно вопросительный взгляд, отыскал его глаза под густыми бровями и, утвердительно кивнув головой, негромко проговорил: