— Только тяжелую!
Что ж, это решение было правильным. Тяжелой кавалерии лучше всего было ударить именно сейчас, когда болгарские воины устали. Многих из них мучили раны и жажда, они задыхались без воздуха, стоя вплотную друг к другу. Тяжелая конница могла основательно расстроить их боевые порядки, но вдруг произошло нечто непредвиденное. Ромейские конники еще только выходили на рубеж для броска, как трубные звуки болгарских рогов раздались в самом стане ромеев. Император был крайне удивлен. Никто не приказывал воинам Слава идти вперед, а они пошли. Еще более странным показалось ему то, что два задних ряда пехоты Слава повернулись лицом к лагерю ромеев и выпустили тучу стрел в сторону императора, стоящего на помосте. От стрел его спасли щиты, вовремя поднятые телохранителями. В тот же миг император оказался на земле, за телегами. Оттуда он услышал дикий боевой клич воинов Слава. Их кони врезались в незащищенный тыл ромеев, давили и топтали все, что попадалось на пути.
Этот удар с тыла смешал ряды ромеев, и лишь их авангард продолжал биться с болгарами, не зная, что происходит в тылу. А накал боя тут и там дошел до высшего предела. Глаза воинов, залитые своей и чужой кровью, не видели ничего вокруг. До ушей доносились лишь хруст костей, вопли раненых, предсмертные хрипы и стоны поверженных людей. Ромеи вконец озверели от отчаяния и безысходности. Они бросались на болгар, как слепые, и падали под ударами тяжелых топоров. Догадавшись, наконец, о том, что творится в тылу врага, Иван Асень бросил вперед скрытых в дубовых зарослях конников. Враг отчаянно сопротивлялся. Мануил, устремившийся в бой во главе тяжелой конницы, вдруг увидел, что окружен со всех сторон. Идти вперед уже не было смысла, а вернуться в свой лагерь не представлялось возможным. Ромейские и болгарские войска смешались так, что императорская личная охрана закрыла в лагерь все входы и выходы. Рыцарям оставалось одно — пробиваться по течению реки, чтобы найти спасение в ближайшей ромейской крепости Айда[204]. А железная лавина конников повернула назад и врезалась в конницу Слава. Тяжелые кони ромеев топтали низкорослых коней горцев. Болгары пустили в ход топоры и рубили головы ромейским лошадям. Железная броня доспехов лопалась и прогибалась под ударами. Слав в бурке нараспашку вихрем носился в самой гуще боя, и на его тяжелом топоре молниями отражался свет мартовского дня. Рот его был широко раскрыт, он дико хохотал, от этого хохота волосы ромеев вставали дыбом. Они бежали от его смеха, от его окровавленного топора, от его дикого торжества…