«Коллекционер» — на третьем месте в списке бестселлеров журнала «Тайм».
Перелет в Америку. Он пугает меня. Статистика ничего не значит. Шансы выжить, похоже, пятьдесят на пятьдесят. Не то чтобы смерть что-то значила. Странно, но сейчас я был бы не против погибнуть. Несмотря на незавершенность всего на свете.
14–23 сентября
Как и большинство людей, называющих себя социалистами, я впервые отправился в Штаты, волоча за собой чемодан, битком набитый накопленными за всю жизнь предубеждениями против этой страны — предубеждениями, смягчаемыми немалой долей симпатии к американской литературе и немногим блестящим выходцам из Америки, с которыми сталкивался то тут, то там в Европе, и усугубляемыми всем остальным. Так или иначе мне предстоит объяснить, как неделю спустя я возвратился оттуда по-прежнему социалистом (на свой манер), но к тому же безнадежно влюбившимся. Не то чтобы в этой стране не было изъянов, напротив, они так же явственно различимы, как прыщи на физиономии подростка; однако никто никогда не потрудился рассказать мне, сколь неотразимо наивен, мил и симпатичен этот бедный юнец. И потому, рискуя тем, что все мои знакомые в один голос заявят, что я непростительно сентиментален, замечу, то, что я напишу, будет по большей части во славу Америки. Хотя бы для разнообразия.
Подлетая к Бостону, вооруженный комплексом неполноценности qui-vive[762], приземляешься. Череда неряшливых одноэтажных зданий, грязный коридор, облупившиеся стены, оконные рамы казенного бурого цвета, на стеклах окон зеваками намалеваны снаружи бесформенные каракули, пауки света, пробивающиеся поверх голов сотрудников управления по иммиграции. В Европе такое считалось бы национальным позором, а здесь полагается нормальным, непритязательным. Ага, думаю, вот презренный ирландец из Бостона, ну поглядим. Подхожу к самому малосимпатичному из чиновников. Он пробегает глазами мою анкету. Рвет, достает другую и аккуратно заполняет ее за меня. А когда я бормочу извинения, отзывается:
— Сделали бы понятнее. Ну вот, — продолжает, — надеюсь, вы прекрасно проведете у нас время.
С этого момента я не перестаю удивляться.
Встречал меня Нед Брэдфорд, главный редактор издательства «Литтл, Браун», невозмутимый интеллектуал-администратор. Очки, увеличивающие голубые глаза. Кварталы Бостона, которые мы проезжали, тоже выглядели обшарпанно — непритязательно. Потому что именно такого, приезжая в Штаты, не ожидаешь: грязи, ржавчины, обшарпанности — словом, обычных простительных недостатков старых цивилизаций.
По автомагистрали движемся на юг к Маршфилду, минуя места с английскими именами: Веймут, Брейнтри; а чуть позже их сменяют, смешиваясь с английскими, благозвучные индейские названия: Нантакет, Кохассет, Сайтуэйт. А потом Плимут А потом Кейп-Код.