– И для этого надо стопорить работу в самый сезон? У нас северные территории и сезон, простите, не африканский.
Я не выдержал и схватил его за горло, рыча:
– Какие-то девчонки – это моя будущая альфа и пятилетняя племянница Ника, Маринка!
Он выслушал мой бешеный рев, извернулся и уже лисицей вцепился клыками мне в руку, выдрав кусок мышцы. Я швырнул его на пол и потом – в стену, пробив в ней солидную брешь.
Тут в кабинет ворвался Роман Николаевич и взмолился:
– Не трогайте его, Сережа ни при чем! Это все я. Я! Я написал те письма! Я виноват! Он ничего о них не знал!
Ник вцепился в меня, удерживая от повторной проверки стен на крепость снарядом из обнаглевшего лиса. Тео тут же уточнил, подняв одну бровь:
– Какие письма? В фирму поставщиков? Роман Николаевич, нам сейчас не до этого…
Роман Николаевич не отрывал глаз от валяющейся у стены рыжей фигурки, лоб взмок, его руки дрожали. Тео злился, наблюдая за нами, но пока молчал.
– Да… я о том письме. Я думал… Но не из-за девочек ведь… – тихо сказал начальник снабжения, растерянно оглядывая собравшихся.
Но я отмахнулся:
– Это мелочи. Сами знаете, девочки у полоумного психа. Сейчас все, что связано с письмами и саботажем, абсолютно не важно! И зря Сергея прикрываете, его никто не винил. – Схватив Ника за плечи, словно мебель, я отставил его в сторону, затем повернулся к Роману Николаевичу и добавил: – Роман Николаевич, забирайте Сергея с собой, пока мы опять не сцепились.
Старый лис стоял неподвижно, растерянно нас оглядывая. Я спрятал прокушенную руку, из которой лилась кровь, в карман и терпеливо ждал, когда противник очнется.
– Да-да, Кирилл Борисович. Вы меня простите. Хотел помочь Сереже, дурак старый.
– За любовь не судят, идите. – Собрав с пола одежду Сергея, я передал ее в дрожащие руки старого лиса.
Ник поднял Сергея и вручил зверя дяде. У лиса, висевшего без сознания на руках Романа Николаевича, явно что-то сломано. Даша была в шоке, Тео все время молчал, делая выводы, потом деловито проговорил:
– Сейчас Индира появится. План такой. Встречаете ее, потом ведете ко мне, оставляете в кабинете, а позже периодически заглядываете.
Нам оставалось только выполнить приказ вожака. Когда мы вышли из кабинета, Ник, поджав губы, сказал:
– Я готов был просить его этот вариант вообще исключить, но, разумеется, ничего подобного не сделал. Гордость не позволяет унижаться. Кроме того, я не привык ожидать от других снисхождения к своим чувствам.
– Это не снисхождение, мне в последние дни хочется выйти на улицу, круша и ломая все на своем пути. Но девочек это не спасет. Поэтому я сижу в своем кабинете и тупо опрашиваю гиен, не знают ли они, где может находиться сын вожака, так как поиски ничего не дали.