Вскоре Герлин уже не могла ездить верхом, однако она не забросила хозяйство. Юная графиня к тому же следила за счетами и разговаривала с крестьянами, которые привозили подати и церковную десятину. Так она узнавала, кто из ближайших соседей крепости был зажиточным, а кто бедствовал, где хозяйка стала вдовой или же забеременела уже пятый раз за последние четыре года. Дитрих поручал своему управляющему отсрочить оплату или даже освободить крестьян от налогов и давал многодетному отцу особое разрешение на ловлю рыбы и охоту, а вот богатых, но ленивых помещиков не жаловал.
В целом жители Лауэнштайна были более чем довольны своим юным господином. Герлин также не могла пожаловаться на своего супруга. Когда у него было время, серьезный хозяин крепости Дитрих из Лауэнштайна превращался в пылкого, безумно влюбленного юного рыцаря, о котором мечтала любая девушка при «дворе любви». Тогда он вытаскивал Герлин из кухни или погреба и вел ее в сад или бегал с ней по полям. Он плел ей венки из луговых цветов и веточек цветущих яблонь, валялся с ней на душистых лугах и целовал ее под звездным небом.
Герлин любила смотреть на мужа, когда он засыпал, положив голову ей на колени, а ветер играл его кудрями. Тогда он выглядел по-детски милым, она радовалась юности и его открытой благодарности за ее любовь и ребенка, которого она носила под сердцем. Дитрих не уставал прикладывать руку или даже щеку к ее животу и чувствовать, как шевелится малыш и бьется его сердце.
— Ты не можешь это услышать! — дразнила она его, но Дитрих уверял ее, что сердце сына бьется в такт с его сердцем.
Ребенок родился одним солнечным днем в августе, когда повозки с урожаем одна за другой въезжали в ворота крепости, и Герлин была раздосадована тем, что ей помешали учитывать поступления. Когда отошли воды, она нехотя передала свои обязанности не очень расторопному, однако умеющему писать придворному священнику. Повивальные бабки толпились в ее покоях, чуть ли не наступая друг другу на ноги. Крестьяне, узнав о предстоящих родах, сразу же отправили в помощь травниц из своих деревень, некоторые — своих жен.
Присутствие этих женщин не могло успокоить Дитриха.
— Ты правда собираешься довериться этим бабам? — нервно спросил он. — Может, мне стоит послать за лекарем?
Герлин улыбнулась, превозмогая боль.
— Почему нет? Я представляю, что они волшебницы. Смотри, их ведь семь, не так ли? Они положат в колыбель нашего ребенка семь даров.
В конце концов совсем юная девушка с длинными каштановыми косами вручила Герлин ее сына. Дочь повивальной бабки из Людевихсдорфа не была мистической особой и, несомненно, желала первенцу госпожи только всего самого хорошего. Для первого раза роды были достаточно легкие, хотя ребенок был не маленьким. Он размахивал ручками и ножками и пинался, когда женщины пеленали его, при этом крича так, словно его резали. Только когда Герлин приложила его к груди, он успокоился, и все еще нервничающий отец впервые увидел своего сына уже спящим.