Сверху действительно кто-то мчался, но не косоглазый кретин, а Возняк. Он выскочил из дома почти со скоростью падающей шкатулки и едва не угодил Патрику под колеса. Патрик ударил по тормозам, а Возняк оперся на дверцу машины.
— Хапайте все добро — и ноги в руки! — рявкнул он, пока Патрик опускал окно. — Я сейчас тут с вами закон нарушаю. Бегом домой, я к вам пришлю Феликса, ждите его, он сейчас приедет. Брысь, брысь!!!
В том же бешеном темпе он вернулся в дом. Патрика слегка удивило необычное согласие полиции и его не всегда законопослушной ныне уже жены, поэтому он тем более не протестовал. Он догнал Баську почти на улице, та села в машину, и автомобиль сорвался с места.
— А эти вилки, которые летели с балкона, — это тоже часть твоего наследства? — спросил Патрик с безумным любопытством, с которым никак не мог совладать.
Поэтому свой рассказ о светском рауте у Феликса Баська начала несколько позже.
* * *
У Феликса командовал парадом Возняк.
Первой с балкона выглянула Паулина. Выглянула бы и Леокадия, которая сразу кинулась в нужном направлении, но ей не удалось открыть заупрямившуюся дверь, и ее открыл Феликс. Паулина чувствительно отпихнула и его, и сестру и прорвалась на балкон. Она посмотрела вниз и ничего не увидела, но ей не пришло в голову бросить взгляд в направлении выезда на улицу, где она наверняка бы заметила удаляющуюся машину Патрика Паулина резко подалась назад и со всей силой врезалась затылком в подбородок лезущего следом за ней Зельмуся. Увлекшись взаимными упреками, они успешно перегородили балконную дверь, а Феликс остался в тылу.
Снова ворвавшийся в квартиру Возняк воспользовался этим, чтобы молниеносно перекинуться с хозяином парой слов, которые Феликса очень порадовали. В квартиру Возняк попал беспрепятственно, поскольку, выбегая, сообразил прихватить с собой пульт от замка с косяка кухонной двери.
Пульт с двери в гостиную забрала Баська.
Возняк свой пульт вернул, Баська — нет, однако это не имело особого значения по сравнению с выходками Зельмуся, который категорически отказался покинуть квартиру Феликса. Феликс же не горел желанием покидать собственный дом, если в нем останется Зельмусь. Эта его позиция никого не удивляла.
Неизвестно, разрешилась бы эта ситуация до конца света или нет, если бы не Леокадия, которая сама уже не знала, кем предпочитает быть в этом роскошном фарсе: актером или зрителем. Собственно, ей нравились обе роли, и она пребывала просто в шампанском настроении. Она вмешалась на пике истерических воплей Зельмуся, который верещал что-то о поломанной руке, размахивал этой рукой, как мельница крыльями, до глубины души потрясенный исчезновением ключика и обвиняющий в этом всех присутствующих и отсутствующих, вкупе с нечистой силой.