— Почему?
— Потому что он вечно все критиковал, упрекал, бранил, доброго слова из себя не выдавил. Обычной искренней похвалой он бы просто подавился. И еще он постоянно был надут смертельной серьезностью, ведь недаром говорят, что серьезность — щит дураков… Может, у него просто не было чувства юмора. Меня это очень угнетало. Я прекрасно помню: как только он оказывался поблизости, в воздухе повисала какая-то тяжесть. Я так это воспринимала и почти что начинала бояться. Поэтому я с ним контактировала как; можно меньше, делала все, что угодно, чтобы удрать куда-нибудь подальше. Хотя надо отдать ему должное, он знал и умел множество разных вещей! Но всегда все лучше других, никто не имел права знать больше, последнее слово должно было оставаться за ним. А если он чего-нибудь вообще не знал и не мог узнать, тема мгновенно переставала существовать, становилась не важной, неприличной, и только хам мог вести разговоры о чем-либо подобном. Или чем-то таким заниматься.
Возняк вдруг понял, что в своей погоне за убийцей он попутно открыл мотив убийства. Гениально! Конечно! Этот великолепный скелет, безупречный череп, безукоризненные зубы… Покойник оказался более совершенным, чем убийца, мерзавец не мог этого вынести и должен был сжить конкурента со света!
Ах, добраться бы до него поскорее…
— Все, я поняла! — воскликнула вдруг Марленка. — Садизм!
Возняк чуть не сломал себе зуб о сливовую косточку.
— Что садизм?
— Эти красивые дурочки. Он себя с ними вел, как садист. Так с ними нежничал… этакое благожелательное божество. Он хотел, чтобы женщины в него влюбились. Ему не приходилось долго стараться. Они уже питали колоссальные надежды, до дрожи, каждая думала, что она одна-единственная в мире, и ждала продолжения, а тут — фигушки. А он над ними психологически измывался: ведь одурманенная идиотка кидалась ему в объятия, а он — как истукан, с каменным лицом стряхивает их с себя и никакого будущего. Слово даю, что один раз я такой момент видела! Она должна его обожать, но без взаимности — он так пожелал. По-моему, это садизм и жестокость, я тогда над этим не задумывалась, но просто чутьем поняла его характер. Как животные понимают. И не любила дядюшку, не задумываясь.
Возняк определенно почувствовал, что этот злодей ему страшно не нравится, и искать его комиссар будет с удвоенным старанием. Пусть только наконец установят личность жертвы!
Он решил сделать фоторобот черноволосой валькирии, потому что найти ее фото не было никакой возможности, а такая назойливая баба об этом самом Бартоше должна знать больше остальных. Марленка охотно выразила согласие, она отлично помнила эффектную обожательницу дядюшки — как цветущую в прошлом, так и постаревшую и апатичную. К тому же в распоряжении Возняка была еще и Эва Гурская, заинтересованная темой.