В этом есть нечто замечательное – у нас есть возможность сделать мир более человечным. Как минимум добиться того, чтобы он окончательно не потерял человеческое лицо. Мы способны повлиять на будущее и добиться того, чтобы оно не превратилось в хаос. Как это сделать? Трансформировав свое представление о будущем. Мы можем представить его себе и исправить то, что нам не нравится, на уровне представления.
Мы живем в эпоху трансформаций, порождаемых стремительным развитием технологий. Это – данность, истинная тенденция, факт будущей истории, нечто такое, на что мы не можем повлиять. Мир непременно изменится; он меняется уже сейчас. Но есть и такие трансформации, которые данностью не являются. Мы можем и должны повлиять на них. Они не имеют отношения к технологии, только к нам, людям. Я говорю о переменах социального и духовного характера, о трансформациях внутренних.
Технологии могут сплотить нас, но могут и разобщить – все зависит от того, как мы будем их использовать. Если говорить кратко, все дело в намерении, способности смотреть вперед, а не назад, осмысленном управлении будущим.
В прошлом будущее казалось отдаленным. Перемены могли захватывать несколько поколений. Во второй половине двадцатого века темп ускорился, и перемены стали происходить в течение нескольких лет. Позже счет пошел на месяцы. Теперь они происходят так быстро, что мы едва успеваем уследить за ними, и все же ускорение не прекращается. В этом явлении сокрыты удивительные перспективы и широчайшие возможности.
Настал момент истины.
Лаборатория будущего: сила вопроса
Если вы, взяв в руки эту книгу, надеялись найти ответы, я надеюсь, сейчас вы уже поняли, что в ней содержится нечто еще более ценное: интересные вопросы.
Однажды я гулял во дворе своего дома, и ко мне подошел плачущий соседский мальчик.
«Что случилось, Томми?» – спросил я.
Он сказал, что умерла его собака. Посмотрев на меня сквозь слезы, Томми сказал: «Мистер Буррус, как вы думаете, собаки попадают на небеса?»
Что я должен был сказать? Я мог бы дать Томми пространный ответ, основанный на религиозных и теологических воззрениях, но ему бы это ничего не дало. Я мог бы ограничиться простым подтверждением, сказав: «Естественно! Конечно!» Однако стал бы мальчик от этого чувствовать себя лучше? Сомневаюсь. Какое значение имело то, что я в действительности думал? Гораздо важнее было то, что думал он.
Я посмотрел ему в глаза и спросил: «Томми, чем были бы небеса без собак?» Он несколько секунд подумал над моим вопросом, потом медленно кивнул и улыбнулся сквозь слезы: «Спасибо, мистер Буррус».