– Нет, я решил сосредоточиться на компьютерных программах… теория меня не привлекает. Так что у нас будет гармония: она теоретик, я практик.
– Возможно. На самом деле я ничего против не имею… я это так сказал…
– Ну, если так, то, может, ты не будешь против, если в следующее воскресенье мы придем к тебе с ее родителями?
Здесь он снова почувствовал тот же панический страх и желание исчезнуть, забиться в какое-то темное тихое место и закрыть глаза. Он гнал прочь даже мысль о том, что ему эта новость чем-то не по вкусу, он пытался воспринимать ее так, как и следовало, но почему-то не получалось, его пробирал непонятный страх и ощущение невероятной потери. Потери чего? Он не хотел себе в этом признаваться, но Данка последнее время надежно внедрилась в его сознание, дни, когда они не виделись, были для него наполнены грустью, он перечитывал ее письма с текстами переводов, которые она ему присылала по Интернету, ища между строк какой-то другой, отсутствующий, на первый взгляд, смысл, какие-то тайные знаки для себя, но их не было, даже в тех иероглифах, которые она просила растолковать, содержание было очень далеким от того, что хотелось бы ему увидеть. В конце концов такая игра словами и знаками его увлекла, он сам начал в своих посланиях как бы в шутку подбрасывать какие-то фразы, которые должны были их сблизить, делал это очень деликатно, прибегая к причудливым аллюзиям и намекам, взамен получал деловитые замечания или вопросы, однако в последнее время, именно в последнее время эта деловитость, кажется, растаяла, он уже стал замечать и с ее стороны шутливый тон и некую двусмысленность, а может, это ему только казалось, но он стал находить в ее письмах какие-то особые слова, обращенные только к нему и понятные только ему одному. И вот теперь, когда, казалось бы, между ними навели мосты, вдруг все рухнуло. Но, в конце концов, чего же он еще ожидал? Если бы в ее письмах действительно было то, что ему казалось, то оно бы нашло свое выражение и в их отношениях вне писем, сколько раз они уединялись в его кабинете, сидели бок о бок над манускриптами, часто соприкасаясь коленями, лицами и волосами, но разговоры их всегда были профессиональными, никаких особых жестов или слов, ничего, что давало бы основания испытывать теперь то, что чувствовал он. Прогулки на Кортумову гору и Чертову скалу оказались счастливым исключением, делать какие-то выводы из которого было бы преждевременно.
– Да, конечно… – наконец обратился он к Марку. – А ты познакомил их с твоей мамой?
– Нет, она на них не произведет должного впечатления.